Фраза повисла в воздухе, Джейн прочистила горло и добавила:
– А я его сохранила… Для тебя.
Нэнси не сводила глаз с платья. Золотистое, до колен, обильно шитое бисером, оно выглядело поистине прекрасным.
– Принадлежало моей матери, – повторила она, не в состоянии точно определить одолевшие ее чувства.
Вещей Саманты Хантер у нее было совсем немного, хотя на чердаке до сих пор хранилось ее свадебное платье. А это золотистое она явно не захотела брать с собой, когда бежала из дома, бросив шестилетнюю дочь. Раньше Нэнси это платье никогда не видела. Хотя, вероятно, просто не особо расспрашивала бабушку о матери. Когда умер отец, всего через четыре года после бегства Саманты, Нэнси надеялась, что мать приедет на похороны и объяснит, почему уехала, бросив единственного ребенка, но этого так и не случилось.
Нэнси знала, что отец пытался найти жену. Об этом рассказала Джейн, когда внучка поинтересовалась, однако ему удалось выяснить лишь, что Саманту видели садившейся на поезд в Лондон, после чего ее следы терялись. Затем отец обратился за помощью в полицию, но поскольку она оставила записку, предупредив о своем отъезде, там тоже не смогли ничего сделать. И Саманта Хантер в Дэдли-Энде больше не появлялась.
Подростком Нэнси решила забыть о женщине, которой на нее явно было наплевать, и отказалась от любых попыток не только найти ее, но даже о чем-то таком думать. Пару лет назад попыталась ее погуглить, но, не отыскав даже ее странички на «Фейсбуке», приказала себе окончательно вычеркнуть Саманту из памяти. Зацикливаться на том, по какой причине сбежала мать, не имело никакого смысла – уехала и уехала, на том и конец.
Куда мучительнее Нэнси воспринимала смерть отца. Потому что знала, как он ее любил, как она сама его любила, как они вместе любили книги и их драгоценный магазин, превращавший их в одно целое. А еще потому, что тот несчастный случай потряс всех до глубины души, но при этом так и остался загадкой. У нее было слишком много вопросов, но лишь на очень немногие из них нашлись ответы.
Нэнси чувствовала себя сиротой, хотя формально ею и не была.
– А оно вообще мне подойдет? – поинтересовалась она показав на прекрасное платье.
– С прической каре ты будешь выглядеть настоящей флэппершей.
Нэнси потрясенно посмотрела на бабушку:
– Кем?
– Флэппершей, – повторила Джейн, на этот раз уже громче. – В двадцатых годах прошлого века так называли молодых эмансипированных девиц. А ты что подумала?
Нэнси покачала головой, решив, что на этот вопрос лучше не отвечать.
– Хотя последнее слово, дорогая моя, конечно же, за тобой.
Девушка провела пальцами по ткани.
– Ты видела ее в нем?
– Один раз. Когда твои родители встречали Новый год с друзьями в старом доме.
Тот дом располагался на соседней улице от бабушкиного коттеджа, Нэнси проходила мимо него несчетное количество раз, и мысль о том, что когда-то там вместе с ней жили родители, порождала