– Юные мэ́йсы! – воскликнула она. – Вы дочери благородного ри́хта, а не подзаборного пьяницы! Вернитесь в дом!
Перечить нянечке было делом запрещенным, и потому мэ́йсы, поклонившись пришлым гостям, с грустью на лицах вернулись в тоскливые стены.
Когда Армахи́л достиг Ми́рдовского крыльца, Ви́львин уже получал комплименты от хохотушки Порси́зы. Она хвалила его за прямую осанку и здоровый статный вид, что сейчас нельзя было сказать об Армахи́ле.
«Даже перстня не надел», – подумал старик, обернувшись в сторону Са́биса:
– Смелей, мой юный друг, я намерен тебя хвалить.
С таким доброжелательным посылом Са́бису стало легче дышать, и он поравнялся с престарелым другом.
– Мы самые лучшие на Са́лксе, – сказал он.
– Увы, среди нас уже нет Би́рви, – добавил старик, и Ми́рдо тоже погрустнел.
Порси́за с хитростью рыжей ча́рмы[27] проворно переключилась на Армахи́ла, взяв его за дряхлые персты.
– О великий старейшина Кэра-ба́та, – сказала она, принимая только его в этой должности. – Вы наконец-таки на нашем крыльце. Я безумно рада.
– О, дорогая Порси́за, – улыбнулся ей старик. – Твой давешний бунт на песчаной Тартамэ́ – самое что ни наесть геройство. Я горд тобой, как и она была бы горда тобой.
Слова окрасились печалью, когда речь зашла о Би́рви, и Порси́за прослезилась.
– Какие ветра ее туда занесли. Ну скажите, какие?
– Ну хватит уже стоять на пороге, – оборвал ее слезы Ми́рдо. – Ви́львин, мой друг, ступайте в дом.
Молодой эмпи́ер, подхваченный под руку Порси́зой, вошел в дом. Но не старик. Он, прежде чем пересечь порог, решил замолвить словечко о Са́бисе, дабы не повторилась такая же неудобная ситуация, которую они испытали в дороге.
– Уважаемый друг, – сказал он, – твой ученик – самое ценное открытие этих мест.
Армахи́л поставил парня перед собой, отчего Са́бис засмущался.
– Прошу относиться к нему так же, как ты относишься ко мне, – руки старика легли на плечи юноши. – Верь моему слову, он нас еще многим удивит.
– Хм, – покосился на Са́биса Ми́рдо. – Ну что же, юноша, прошу и вас в дом.
Парень нерешительно, но все же пересек порог ри́хтовской обители, чуть ли не столкнувшись лицом к лицу с Ру́фусом – восемнадцатилетним светловолосым сыном старосты.
На приветствие парня Ру́фус промолчал, но не потому, что был невеждой, просто не мог говорить – то были последствия бурой лихорадки, которой он тяжело переболел в детстве.
Они разошлись, и в дом вошли старые друзья, погрузившись в затененность серых стен.
Полчаса потребовалось Порси́зе, чтобы накрыть что-нибудь на стол. Она всегда встречала гостей лакомствами, но эти гости были нежданными. Заваренный на скорую руку чай был цветочным, печенье из бобовой э́скии свежим и ароматно пахучим. Небольшая кухонька с полками,