Неудача на даче. Кристина Агатова

ее лечиться. Во-первых, это не мое дело. Во-вторых, при всем человеколюбии, такая терапия не даст результатов. Она сама должна обратиться, и тогда мы бы с ней пережили все те моменты, где она оказывалась хуже Светки.

      – Она не была хуже, – словно извиняясь, пробормотала Дудкина.

      – Да ладно! – не поверила Ирка. – А кто поступил на журфак?

      – Я не отнимала ее место, – возмутилась Света. – К тому же, она стала первоклассным химиком. А так, была бы посредственным борзописцем.

      – Ну, это же гештальт! Ей надо вот так, а не иначе. Надо утереть нос тебе! Ей не нужна журналистика, ей нужна твоя башка на подносе с яблоком в зубах. Ей кажется, что именно этого не хватает для полного счастья. Без этого – остальное не имеет значения! Ни муж, ни ребенок, ни работа не дадут удовлетворения. На самом деле, это, конечно же, полная ерунда. Без Светки ей станет еще хуже – смысл жизни потеряется окончательно.

      – То есть, сейчас смысл Машкиной жизни – говорить мне гадости и обвинять в несуществующих грехах?

      Овсянникова закатила глаза.

      – Нет, это побочный эффект. Смысл – жалеть себя любимую, несправедливо обиженную, и мечтать о возмездии. И постоянно вспоминать, как ты ей насолила.

      – Надо же, как глупо, – покачала я головой. – Что за радость – о чем-то постоянно сожалеть?

      Овсянникова улыбнулась.

      – У меня такое было, не соврать бы – в девяносто втором году. Родители выписывали нам журналы – несколько наименований, что-то про картинки, про природу, про технику. Каждый месяц почтальон приносил бандероль с вожделенной периодикой. Подписка оформлялась на год и оплачивалась сразу – за двенадцать номеров вперед. Это было гарантией того, что получишь все выпуски и не пропустишь ничего интересного, да и по цене выходило дешевле. К тому же, их приносили домой, и не надо было каждый месяц бегать на почту.