Теос абсолютно совершенен и счастлив той жизнью, которая «всегда есть» (ἀιών). Человеку тоже свойственна созерцательная деятельность, но «у нас она длится малое время» (μικρὸν χρόνον ἡμῖν, 1072 b 15). С древнейших времен, вызывающих в памяти «Прометея прикованного» Эсхила, Нус рассматривался как добыча, похищенная у богов. Из старших лириков одни пели о том, что боги дали людям все, кроме Нуса; другие, более оптимистичные, – о том, что они наделили их также частицей этой деятельности. Как бы ни обстояло дело, греки всегда усматривали в ноэтической деятельности самое божественное, что есть в человеке. Речь идет не о причастности человека к божественной жизни: такое представление чуждо мысли Аристотеля и всех греков. Речь идет лишь о том, что люди суть субстанции, высшая форма деятельности которых подобна деятельности божественной. Природа, фюсис, человека обладает Нусом – искрой божественности. Человеческое θεωρεῖν – это не чистое пассивное созерцание, не чистое «смотрение ради смотрения», но деятельность, которая довлеет себе, потому что направлена на то, что сущностно не может быть иначе, чем оно есть: на то, что «есть всегда». А поскольку для всякого добропорядочного грека способность к познанию всегда топриродна (ὁμοίοσις) познаваемой вещи («равное познается равным»), оказывается, что Нус, сопрягающий человека с «вечно сущим», обладает природой «вечно сущего». Другими словами, благодаря Нусу человек бессмертен. Именно поэтому созерцательная жизнь человека формально божественна. В одном замечательном пассаже Аристотель описывает, что такое βίος θεωρητικός как высшее счастье человека: «Подобная жизнь, если она существует, превыше человеческой. Ибо жить такой жизнью человек способен не поскольку он – человек, а поскольку в нем есть нечто божественное. Если Нус для человека – нечто божественное, то жизнь сообразно Нусу для человека наиболее божественна. Не нужно доверять тем россказням, что мы, дескать, будучи людьми, можем размышлять только о человеческих вещах, и, будучи смертными, только о вещах смертных. Но в той мере, в какой это для нас возможно, мы должны стремиться к бессмертию (ἀθανατίζειν) и сделать все, чтобы жить сообразно самому возвышенному (что есть в человеке): ведь, будучи мал размером, он намного превосходит все прочее силой и благородством… То, что более всего присуще всякой вещи в силу ее природы, будет для нее также наиболее возвышенным и наилучшим. Поэтому жизнь сообразно Нусу – наиболее возвышенная, ибо Нус есть наилучшее в человеке» (1177 b 26 – 1178 a 8). Следовательно, созерцательная жизнь – не только наивысшая, но и самая божественная.
Подведем итоги. Созерцание, θεωρεῖν, – это деятельность, а не просто ряд не связанных между собою действий; это биос. Поэтому проблема, которую созерцательное познание ставит перед Аристотелем, – это проблема познания того, в чем заключается созерцательная жизнь: жизнь того, кто посвящает себя всматриванию в бытие вещей. Такой биос заключается в актуальной деятельности Нуса – наиболее возвышенной
