Однако те показания были по-юношески наивны и безосновательны. Видимо, отнюдь не любовь к брату рождала их, а скорее боязнь расправы его стороны. (Да оно и понятно: и мать, и отец, и тётки боялись Бориса.) А значит, очевидно, что в период оперативной работы, проводившейся в отношении Бориса, он постоянно курсировал между Москвой и Воронежем далеко не с целью руководства преступными действиями Сергея и помощи ему советами, как резюмировало московское следствие, а для оказания на него психологического, а то и физического давления.
Еще в 59-м Борис, как уже оформившийся уголовник, старался подчинить своей воле пока несмышлёного девятилетнего Сергея. Тогда он, вскрыв квартиру одного воронежского генерала, заставил младшего брата выносить с ним тяжёлые персидские ковры. И хотя возбуждённое тогда дело из-за недостатка улик закрыли, столь домостроевский способ приобщения к воровскому ремеслу оперативникам запомнился надолго.
Воровская наука, которой своим примером учил его Борис, шла ему «впрок». Так, в 60-ом году Никонов-старший, попав в воронежский следственный изолятор за совершение трёх квартирных краж, вполне правдоподобно играет роль ненормального, почему и оказывается в «Орловке». А спустя 16 лет, уже зрелый Сергей повторяет «спектакль» своего брата на скамье подсудимых народного суда Советского района Воронежа (туда он попал в 1976 году за 16 эпизодов квартирных краж в Воронеже и Смоленске). Правда, роль в этом спектакле оказалась неудачной – психиатрическая экспертиза подтвердила, что Сергей – симулянт.
Вообще, симулировать невменяемость пробуют многие уголовники. Но у Никоновых это получалось особенно красочно. «Вы – кровопийцы! Вам моя кровь нужна… Не получите!», – твердил постоянно Борис на следствии как по делу о краже из квартиры Ойстраха (в кабинете Б. А. Жукова), так и по другим делам. «Меня преследуют менты. Я пробовал пить свою кровь, но она оказалась отравленной», – заявлял Сергей, пытаясь «косить под дурачка». А в итоге каждого, в зависимости от актерских способностей, психофизического состояния (Сергей употреблял наркотики) и родственных симпатий тётушки, судьи оценивали по-разному.
Если матёрый уголовник Борис отбыл в местах заключения только десять лет, то Сергей, который моложе своего брата аж на 19, отсидел почти вдвое больше, да ещё был признан особо опасным рецидивистом. Если к старшему относились со снисхождением из-за того, что его дядька состоял на учёте в психдиспансере, то оправдывать душевными болезнями родственников преступления младшего почему-то никто не хотел.
Только ненависть и больше ничего испытывали к милиции братья Никоновы. Борис, пожалуй, за лишение ею добытых им богатств, а Сергей, скорее всего, из-за отнятой у него тюрьмой свободы.