Я мало знаю из его прошлой жизни. Мне только достоверно известно, что ещё мальчишкой он был вывезен родителями из этих мест. Но вскоре родители умерли от какой-то загадочной болезни. Мальчик тоже заболел и долго был слеп. Его выходили монгольские пастухи. Затем разыгралась корейская война, потянулись беженцы. Его прихватила цыганская семья. Таким образом он оказался на Тибете. Затем его приютили люди, которых он называет гуру. Трудно сказать, кто эти люди, может какая-нибудь запрещённая секта, а может нечто наподобие тибетских лам. Мы только однажды коснулись этого вопроса. Зато часто на заре, когда только алел Восток, я замечал, как мой Учитель поворачивал лицо в сторону солнца и с его губ, как лепестки загадочных растений, срывались непонятные имена…
5-го августа
Нынче поутру я приехал в город Н. Город Н. – это Новониколаевск, или Не-чер-но-морск. Второе лучше (это значит, что он стоит не на Чёрном море). Вот видите, как одним росчерком пера можно утвердиться в нужной географической плоскости и тем самым избавиться от приевшихся описаний причерноморских городов. Но я не могу вас избавить от описаний гор.
Для предмета моего дальнейшего рассказа лучше всего подошёл бы Тибет, а ещё лучше – Гималаи, но поскольку я ни там, ни там не был и эти описания несколько тоже приелись, будем держать на прицеле горы, например Кавказские. В конце концов это не имеет ровно никакого значения.
Итак, я приехал в город Н. Напомню, было утро. По привокзальной площади бегали 2–3 трамвая, и совсем не было машин. По затоптанным газонам бродили лошади, и не было очередей у железнодорожных касс. Сразу было видно, что энергетический коллапс, захлестнувший полстраны, коснулся и этих мест. Лёгкие брички, повозки, телеги и т. п. и впряжённые в них полуослы, полулошади – тому яркое подтверждение. Я выяснил, как добраться до пункта С., и пошёл выяснять, как нанять извозчика. Это, оказалось, не составляло труда, потому что некоторые из них покуривали цигарки, а иные листали газеты, наверное, со вчерашними сообщениями, где нынче в любой момент может разразиться война. Я, на их пример, сел на лавку, накинул ногу на ногу, закурил трубку и, поджидая более или менее надёжный экипаж, стал глядеть по сторонам.
«Читатель ждёт уж рифмы розы». Нет – ни роз, ни экзотики, ни даже особой свежести я здесь не нашёл. Было обычное утро, каких в северных широтах бывает тысячи. Направо и налево были горы.
Вдали, точно пик сдвоенной Фудзиямы, торчал Эльборус, или пик горы, похожей на него, овеянный розовым утренним дыханием, а вот сзади, я как-то сразу это ощутил затылком, на город набегал целый каскад белоснежных вершин. Впереди их «бежали» две или три сопки совершенно восхитительных очертаний и цвета яркого Веронезе. По роскошному цвету их можно было догадаться, что они – принадлежность высокогорных долин. Вот, видимо, туда мне и предстояло взобраться. Я с недоверчивостью посматривал то на полуослов, то на вершины гор и никогда бы не поверил, что через пять часов эти горы лягут у моих ног и пара замученных кляч доставит меня в один из чудеснейших уголков земли – К-скую долину.
Мне не доставит особого удовольствия, если я перескажу все перипетии нашего пути. Как вы уже знаете, мы забирались в горы почти пять часов, из них раза два или три останавливались, чтоб осмотреть или починить повозку, напоить лошадей или по другой надобности. А всё остальное время я сидел на козлах, лежал на свежескошенной траве, которой было устлано дно «экипажа», читал, зевал и даже спал… Ни распроклятый треск телеги, ни покукивания лошадей этому не были помехой.
Я не стану описывать однообразный пейзаж, состоящий преимущественно из острых, торчащих по обе стороны камней, незнакомых мутных речек да понуро стоящих на дороге волов. Вид со стороны города был и то прекрасней. Меня сначала поразил довольно пустынный для этих мест ландшафт, грустный и бесконечный, как Аппиева дорога, но я тотчас успокоился, как только нам встретились два или три таких же грустных, как и наш, экипажа. Я сказал «нам» – это мне, извозчику и его жене, которых я не могу вам представить вследствие того, что они заняты разговором между собой и мы повёрнуты спиной друг к другу.
На одном из перевалов посвежело: на небо набежали два или три облачка, прогремел гром, но этим всё и разрешилось – солнце вновь немилосердно начало жечь бочка. Казалось, не будет конца этому каменистому пути.
Наконец начал заметно тускнеть пейзаж, высоко чернеющие платаны и ели начали перемежаться тощим кустарником, а местами и вообще вытесняться, как лишаем, травой. К концу нашего пути стало прохладно: подул совсем по-особому, как через аэродинамическую трубу, ветер, видимо, снежные вершины были где-то рядом. Я начал кутаться в альпийскую штормовку и спросил моего извозчика, хмурого, неразговорчивого ассирийца:
– Да скоро ли мы доедем?
Он молча показал кнутом на соседнюю гору, это означало, что до неё примерно ещё час пути. Я встал с телеги и пошёл