Яйцо-голова повернулось ко мне. Голем сделал шаг. А я вдруг понял, что смотрю на одно из яиц грудной клетки монстра. Что-то щёлкнуло у меня в голове, я широко раскрыл глаза:
– Яйцессандра? Яйцессандра… Великолепная? – добавил я, покопавшись в памяти.
– Так меня звали в миру, – отозвалось яйцо тонким одиноким голосом. – Теперь я отрицаю свою яичность.
– Но как же… Как же остальные? – офигев от такого предательства, страшным шёпотом вопросил я.
– И остальные – тоже, – подтвердила мою догадку Яйцессандра. – Мы осознали, что яйцекраты правы. Только их вера – истинная. И яичность – это то, что мешает нам переродиться в прекрасных птиц.
– Сволочи! – заорал я. – Яйцерик вам верил!
И бросился в атаку, замахнувшись битой. Навстречу мне полетело яйцо. Встретить удар я не успел, яйцо врезалось в грудь. Из лёгких вылетел весь воздух, меня отбросило шага на четыре. Повезло – ботинки проскользили по Смитовским потрохам, и я даже не упал.
– Херррррачь! – надрывался ворон, кружась под потолком. – Херррррачь урррррода!
Ободрённый этим напутствием, я опять побежал, разбрасывая ногами останки Смита. Голем швырнул очередное яйцо. Я отмахнулся битой, разбил его, пробежал сквозь яичный фонтан и наконец-таки огрел голема битой. Бита прошла сквозь «тело» наискосок, от «плеча» до «бедра», и вышла наружу.
Голем вскрикнул всеми оставшимися голосами и рассыпался. Верхние яйца разбились об пол, нижние просто раскатились. Я хладнокровно добил их несколькими ударами и замер, тяжело дыша.
Как-то попалась в интернете картинка, где двое детей не то дерутся, не то играют в луже, кругом брызги летят. И какой-то гений фотошопа заменил цвет, превратив воду в кровь. Выглядело эпично. Вот если бы сейчас кто-то сделал то же самое с белком и желтком… Н-да, фильм с такой трэшовой сценой даже в прокат бы не выпустили. Разве что с пометкой 21+.
Послышались шаги. Я обернулся. В зал влетела Диана, следом за ней – Яйцерик. Увидев меня, с битой, покрытого яичными потрохами и стоящего на мёртвых яйцах, Яйцерик ахнул и повалился в обморок. Диана повела себя более хладнокровно.
– Н-да, вижу, ты старался, – сказала она. – Я бы так чисто и аккуратно сработать не смогла, что и говорить.
Я развёл руками – мол, что поделаешь, обстоятельства.
– Яйцекрррраты! – поддержал меня ворон. – Пррррредательство! – и спикировал Диане на плечо. Ко мне, наверное, побрезговал – я же грязный.
Отбросив биту, я подобрал валяющийся неподалёку нож, подошёл к сцене и, запрыгнув на неё, освободил пленниц.
– Костя, ты – настоящий герой! – сверкая глазами, сообщила мне голая Фиона. – Я никогда не видел подобного. Это была грандиозная битва! Мне теперь хочется написать о тебе стихи.
– Давай, потом? – попросил я. – Сейчас лучше прикройся чем-нибудь, ты смущаешь мой разум. Вернее, то, что от него осталось.
А Яйцерина шарахнулась от меня и, издавая горестные