Не стоит забывать: если человеческая ограниченность способна принять в себя Божественную полноту, это дар Бога, а не некое свойство, изначально присущее творению. Лишь Бог способен сделать конечное бесконечным, не разрушая при этом самого́ конечного. То, что сердце способно принять Божественные масштабы, есть чудо, но еще большее чудо есть то, что Бог способен ограничить Себя масштабами человека; что разум Господина вместился в разум Слуги; что предвечное и неизменное видение Отца доступно слепоте раздавленного червя; что совершенное «да», сказанное воле Отца, могло быть произнесено про́клятым и до смерти замученным Агнцем; что вечное противостояние любви, соединяющее Отца и Сына в Их объятиях в Духе, превратится в противостояние Неба и ада, противостояние, которое заставит Сына стонать: «Жажду», а Дух превратит в неизмеримый, разделяющий и непреодолимый хаос; что Триединство в искривленном зеркале страдания предстанет как единство судьи и преступника; что вечная любовь способна натянуть на себя маску Божьего гнева; что бездна бытия может соскользнуть в бездну ничтожества.
Но даже эта тайна вмещается в пространство Сердца и может храниться в нем. В глубине его встречаются бытие и небытие. Ему одному известно, как сочинить загадку и как разгадать ее. Оно – это та точка, в которой скрещиваются своды собора. Любую бездну покрывает размах его любви. Любое возражение немеет перед словом его самоотвержения. Это единое сердце, в равной мере принадлежащее Божественной любви, ставшей любовью человеческой, и человеческой любви, ставшей любовью Бога. Это совершенное представление о триединой жизни в Боге и совершенное переживание единства, обретаемого перед лицом Бога. Противостояние и близость неотделимы здесь друг от друга. Слуга – это друг именно потому, что он слуга; друг – это слуга именно потому, что он друг. Здесь ничего не смешивается и ничего не исчезает, а упоение бесконечным не означает насилия над тем, что конечно. Формы и очертания здесь предельно точны и кристаллически прозрачны, а элементы, смешанные в хаосе греха, вновь отделяются друг от друга и очищаются через послушание и благоговение. Отрезвляюще опьянение этой любви и девственно брачное ложе Земли и Неба.
Все это потому, что искупителен не экстаз, искупительно послушание. Освобождает не свобода, освобождают путы. Слово Божье явилось в мир по принуждению любви. Оно пришло как Слуга Отца, как Атлас, державший на плечах своих небо. Тем, что было Им свершено, Оно примирило две враждебных друг другу воли и, связав их между