с-1) То, что именно вещи дают нам о чем поразмыслить, прежде всего означает, что постижение формально конституируется отнюдь не бытием в качестве деятельности. В самом себе, как таковом, постижение не есть деятельность. Разумеется, постижение может находиться в деятельности, но оно не «есть» деятельность, а кроме того, деятельность по отношению к постижению вторична. Первичное постижение реального, взятое в двух его аспектах – бытия «реальным» и бытия «в реальности», не есть деятельность. Утверждение – не деятельность, а чистое движение; к тому же не всякое движение будет движением в деятельности. Утверждение – не деятельность, а движение. Движение становится деятельностью только тогда, когда первичное постижение, в силу того, что уже постигнуто как реальное, оказывается активированным самим постигнутым. Оно становится деятельностью именно потому, что постигнутое есть реальность, которая, в качестве реальности, открыта. Быть в действии постижения через видение не значит пребывать в деятельности, но может стать пребыванием в деятельности в силу самого видящего постижения. Итак, мышление не есть нечто первичное; оно вторично по отношению к первичному постижению. Первичным, в том числе хронологически первичным, будет постижение.
с-2) В силу этого мыслящая деятельность не только не первична, но и не проистекает из себя самой. Было принято говорить (как это имеет место у Лейбница и Канта), что, в отличие от чувственности, которая чисто рецептивна, мышление – это спонтанная деятельность: мышление есть спонтанность. Но это ложно вдвойне.
Прежде всего, ложно потому, что даже человеческая чувственность – не чистая рецептивность, не чистое восприятие аффекций,