А что, если бы у таких людей, как Андрей Миронов, была бы простая, понятная и эффективная система, облегчающая поиск верной интонации?
Ну, и, конечно, есть люди, которые просто интересуются психологией и музыкой.
Когда я начинал заниматься психоакустикой, это было просто своеобразным хобби. Я и не представлял тогда, что дойду до сочинения собственной «теории слуха» – ни больше, ни меньше. Это получилось как бы само собой, в попытке понять и проанализировать собственные ощущения. И да, я надеюсь, мои идеи имеют научную и практическую ценность. По крайней мере, я не должен их прятать – вдруг и правда принесут пользу…
И, в конце концов, у тех кто «слышит ноты», у преподавателей и специалистов нет четкого представления о том, что и как ощущают те, кто «ноты не слышит». Поэтому, я думаю, мой личный опыт вместе с моей склонностью к анализу и самоанализу может быть полезен.
Так кто же я получаюсь в результате: гений, сумасшедший или просто фантазер?
Судите сами, если вам интересно… А я уж постараюсь, чтобы было интересно, и в то же время достаточно просто, так чтобы могли понять даже ученые, а не только обычные люди… Ну, вы поняли.
Начнем?
Какой вообще слух бывает?
Надо сказать, в моей семье в музыкальном смысле природа отдохнула только на мне.
У моей мамы прекрасный слух, и, хоть она никогда не занималась музыкой, у неё с детства очень хорошо получалось петь. При этом, как и большинство людей со «слухом», она не узнает ноты, которые поёт, а только повторяет «интонацию». Если человек прямо узнает ноты «в лицо», и всегда может правильно назвать ноту, которую поёт (вроде СИ или ДО) – тогда говорят, что у человека абсолютный слух. Точнее, так называемый активный абсолютный слух. А такой слух, как у моей мамы, называется относительный слух. Об этих видах слуха мы ещё поговорим более подробно. Тем более, что сначала нам бы ещё надо разобраться, что такое «нота» и что такое «интонация».
У отца было посложнее. «У меня слух есть» – говорил он мне, – «Я служил во флоте и был радистом высокого класса, а там человеку без слуха делать нечего. Когда принимаешь радиограмму на большой скорости, просто невозможно посчитать точки и тире – можно воспринимать только что-то вроде очень быстрого «та-ти-та-та-та» и узнавать буквы азбуки Морзе по интонации». Тем не менее, отец считал, что петь у него не получается. «Сам слышу, что неправильно выходит», – говорил он. И также он морщился, когда слышал у других неправильное «фальшивое» пение. Иногда он сам для себя что-то напевал, и для меня это звучало вполне сносно – я не понимал, что там «неправильно».
В таких случаях, как у моего отца, кажется, говорят о внутреннем слухе, и я и сейчас не вполне понимаю, что это такое. Если бы отец занимался вокалом, возможно, стало бы понятнее. Но он никогда не занимался музыкой настолько серьёзно, хотя, на гитаре в юности кажется, тоже поигрывал.
Я ранее упомянул активный абсолютный слух, есть и пассивный? Да, есть.
Когда