В душе у нее бушевало смятение. Почему ей достало смелости зайти так далеко, она могла объяснить себе только волшебным и неумолимым притяжением заветного места в ночи – пещеры, относительно которой ее предостерегал Главас Ро.
Углубившись в лес, Ивриана внезапно осознала, что отдается на милость тьмы и навсегда оставляет мрачный замок и его обитателей. За густой листвой звезд почти не было видно. Она отпустила поводья, надеясь, что лошадь сама привезет ее куда нужно, и не ошиблась: через полчаса перед нею открылась неглубокая ложбина, по которой можно было доехать до пещеры.
И тут ее лошадь впервые забеспокоилась. Она начала то и дело артачиться и всхрапывать от страха, не желая бежать по ложбине. Вскоре она сменила рысь на шаг, а еще через несколько минут остановилась как вкопанная. Прижав уши, животное дрожало всем телом.
Ивриана спешилась и пошла дальше. В лесу стояла торжественная тишина, как будто все животные, птицы и даже насекомые покинули его. Тьма впереди была почти осязаемой, казалось, протяни руку – и наткнешься на стену из черных кирпичей.
И тут Ивриана различила зеленоватый свет – слабый, едва заметный, как при рождении утренней зари. Постепенно он стал ярче и начал мерцать, поскольку завеса листьев перед ним становилась все реже. Внезапно девушка обнаружила, что смотрит прямо на источник света – широкие коптящие языки пламени, которое не плясало как обычно, а странно корчилось. Если бы зеленый ил сделался огнем, он выглядел бы точно так же. Пламя горело у входа в неглубокую пещеру.
Вскоре рядом с пламенем Ивриана увидела лицо ученика Главаса Ро, и в тот же миг ее пронзил ужас и сочувствие.
Лицо юноши казалось нечеловеческим – зеленая маска страдания без каких-либо признаков жизни. Впалые щеки, дико горящие глаза, бледная кожа вся в капельках ледяного пота, выступившего от неимоверного внутреннего напряжения. На лице было написано страдание и вместе с тем воля – воля повелевать извивающимися тенями, толпившимися вокруг зеленого пламени, и таившимися в них силами ненависти. Через определенные промежутки времени губы юноши приходили в движение, руки поднимались в одних и тех же жестах.
Ивриане почудилось, что она слышит бархатистый голос Главаса Ро, который повторяет слова, сказанные им когда-то Мышонку и ей: «Никто не может пользоваться черной магией без того, чтобы не истерзать свою душу и не запятнать ее сделкой. Никто не может заставить другого страдать, не страдая сам. Никто не может с помощью чар и заклинаний наслать на человека смерть и не оказаться при этом на краю смертной пропасти и не уронить в нее хотя бы несколько капель собственной крови. Силы, пробуждаемые черной магией, похожи на обоюдоострые отравленные мечи, рукояти которых утыканы жалами скорпионов. Только могучий