– Тебе не показалось, потому что это действительно Повел Рамель.
Стеффи в изумлении смотрит на человека в окне. Он стар. Не так, как ее бабушка и дедушка, которые только-только вышли на пенсию, а скорее как те морщинистые старики, что часами сидят в поликлиниках.
Мужчина почтенных лет слегка прикусывает губу и говорит:
– А ты знаешь, когда он записал песню, которая звучала?
У нее учащается сердцебиение, как бывает, когда учитель задает вопрос, на который хорошо знаешь ответ. Но это не в счет. Тем более что сейчас она стоит в снегу и ее спрашивают о Повеле Рамеле. И она уверенно отвечает:
– В сороковых.
– Да, это было в сороковых. Если быть точным, в сорок шестом году. Каспер Хюкстрём играл на кларнете. Но я думал о другом.
– О чем же тогда?
Тишина. Она смотрит в окно, ожидая, что этот человек вот-вот исчезнет из виду, испарится, словно джинн в лампе. Но старик вытягивает шею. Из окна виден его профиль. Густые брови вопрошающе взмывают вверх.
– Ты предлагаешь мне подхватить пневмонию или наконец представишься, как подобает порядочному человеку?
Дверь со скрипом открылась. В коридоре пахнет старым мылом и пластиком. Это не частный дом – здесь расположен дом престарелых «Сольхем». Стеффи стоит в нерешительности. Справа на стене висит картина с домиком в лесу. Слева – настенный коврик с каким-то религиозным сюжетом. Она осматривается и подтягивает вечно сползающий с плеча ремень школьной сумки.
В длинном коридоре открывается еще одна дверь. Старик ненамного выше ее, но, вполне возможно, был выше в молодости. Стеффи пожимает худую руку, холодноватую и сухую на ощупь. Но его рукопожатие сильнее, чем она могла предположить.
– Альвар Свенссон.
Она на мгновение задумывается, стоит ли представиться полным именем – Стефани? Или, если на то пошло, придумать себе какое-нибудь имя? Но она такая, какая есть.
– Стеффи Эррера.
В комнате Альвара Свенссона стоят кровать, клетчатое кресло, два стула, стол и огромная книжная полка. Он садится в кресло, которое напоминает складную линейку. Кивком указывает Стеффи на стул, и она присаживается.
За окном совсем стемнело. И отсюда то место, где она совсем недавно стояла и слушала музыку, выглядит каким-то другим.
– Совсем не это меня заинтересовало, – говорит Альвар и откидывается назад, так что кресло заскрипело. – Не Хюкстрём, играющий на кларнете. То, что занимает меня, скрывается под именем Анита Бергнер. Ты, вероятно, никогда не слышала композицию «Послание от Фрея»?
Стеффи едва сдерживается, чтобы не рассмеяться. Этот забавный старичок, так хорошо знакомый с творчеством Повела, явно недооценивает ее. Она испытывает желание воспроизвести тот самый фрагмент, в котором вдохновленная женщина начинает тарахтеть без умолку о том, что пишет ей Фрей. Но она не решается.
– «Твоя откровенная близость соблазнительна, – цитирует она вместо этого. –