По спине моей пробежал холодок. Кажется, Миша и его чёртова модель переиграли меня по всем фронтам.
Тяжело опустившись рядом с дочерью, я прикрыла глаза и сжала переносицу пальцами. Принялась с силой давить на уголки глаз, чтобы только не расплакаться и не выдать весь тот океан безумной боли, что сейчас бушевал в душе и переворачивал всё внутри с ног на голову.
Мне нужно было собраться. Казалось, что вокруг меня идут боевые действия, созданные руками любимого человека. Мужа, с которым мы прожили столько лет. Которого я знала больше половины жизни.
С которым мы прошли то, через что проходят без последствий от силы треть пар… И который сейчас – а ощущалось всё именно так – объявил мне войну.
– Нет, Надя… – сказала я, отняв руку от лица и покачав головой. – С папой мы ничего не утрясали, как он выразился. Но это не главное. Меня просто убивает то, как спокойно ты говоришь о том, что у твоего отца скоро будет ребёнок. И что твой отец обзаведётся новой женой.
– Но если вы больше не любите друг друга… – начала дочь, на что я её оборвала:
– Это он меня больше не любит! И если бы сегодня я не попала в аварию, в которой познакомилась с беременной любовницей твоего папы, то я бы, наверное, ничего так и не узнала.
– Узнала бы! Папа сказал, что уже сам хотел во всём признаться, просто опасался навредить Малинке.
Навредить! Да, пожалуй, Миша именно так и выразился в разговоре с Надей. Вряд ли бы дочь стала облекать действия своего отца именно в такие слова.
– А сейчас не опасается? – с насмешкой в голосе поинтересовалась Алика.
– А сейчас всё выплыло наружу само, – пожала плечами Надя.
Я смотрела на неё, старательно отводящую глаза, и мне чудилось, будто бы между нами стоит непробиваемая стена, которую сейчас выстроила и продолжала выстраивать моя собственная дочь.
Но существовать так и дальше мы попросту не сможем. Ведь я уже привыкла к тому, что с обеими девочками могу обсуждать едва ли не всё, учитывая их возраст, разумеется. Потому и предприняла попытку, что называется, поговорить по душам, как мы часто это делали со старшей дочерью раньше.
– Надя, твой папа очень сильно меня обидел. Не иначе как оскорблением, его измену сроком в год я счесть не могу, уж извини.
– Мам… папа сказал, что это только ваше дело. И я считаю, что он прав. Его отношение к нам, как к своим детям, не изменится. А взрослые разводятся и живут отдельно, так бывает.
Те фразы, что говорила дочь, показались мне словно бы выученными. Как будто Надя шла домой с чётким пониманием, что попадёт едва ли не на экзамен. И вот теперь выдавала заранее заготовленные фразы-ответы.
– Надюх, слушай… Неужели ради обещанной карьеры модели можно забыть обо всём? – спросила тётя, глядя на Надю сверху-вниз.
– Аль, ну о чём я забыла?
Надежда всплеснула руками и вскочила на ноги. Тётя была для неё тем человеком, ко мнению которого она всегда прислушивалась.