Сбила машина, сбила машина… пытаемся понять, что это может значить. На загробный мир что-то не похоже, да что значит, не похоже, можно подумать, кто-то знает, как должен выглядеть загробный мир…
– Не помнишь? – Макс наклоняется к девчонке, у той губы дрожат, только не разревись, мы сами тут все скоро разревемся, – ну… повспоминай потом… это важно, очень важно…
Спохватываемся, что так ничего и не успели взять из зала с едой, вот что значит, мозгов нет. У кого мозгов нет, тот здесь не выживает, мы это давно поняли, с ранних лет, когда еще ревели в пустых комнатах, звали маму, а на экранах высвечивалось – сколько будет два плюс два умножить на два, и кто писал шесть, тот проходил в комнату, где стояли тарелки с едой, а кто писал восемь, тот уходил в другую комнату, откуда не возвращался больше никогда.
– А… а кормить когда будут? – спрашивает Саюри.
Фыркаем. Сами так когда-то спрашивали.
– Как только, так сразу, вон, в колокольчик позвони, тебе омаров в белом вине принесут.
– Где… колокольчик?
Парни хохочут, хороши ржать, забыли уже, как сами маленькие были, по ночам всхлипывали, к маа-а-аме хочу-у-у!
– А вот… на двери задачка, решим, значит, дальше пойдем, в соседнюю комнату, а там еда, – показываю на экран.
– От-ку-да-ро-дом… ав-стра-ло-пи-тек…
Чуть не фыркаю, вот, блин, девке лет тринадцать, читает по складам, я в ее годы… ладно, не судите, да не судимы будете. Откуда фраза? Надо вспомнить, а то еще вопрос попадется.
Австралопитек… Питек, питек, обезьяна, это что-то из теории эволюции, разбитые черепа таращат глазницы, Дарвин почесывает бороду, ученые до хрипоты спорят, к какому виду отнести только что найденные останки, это еще обезьяна, или уже человек…
– Из Австралии, – выдает Саюри.
Хочу согласиться, тут же спохватываюсь, маячит перед глазами картинка из учебника, расселение человека по планете, и все-все стрелочки расходятся из Африки…
– Почему… из Австралии?
– Ты дура, что ли, австрало-питек, из Австра-лии.
Вздрагиваю. Думаю, что ослышалась, как-то не принято у нас было оскорблять друг друга, уж на что спорили до хрипоты, до отчаяния, русским по белому тебе говорю, Торквемада и Грозный в одно время жили. Не знаю, что отвечать, когда вот так оскорбляют, этому нас компьютеры не учили, они нам не говорили – ты дура, что ли…
– Точно, из Австралии, – Витек кивает, – ну ты голова, Саюри, в жизни бы не догадался, Австрало-питек… обезьяна, то бишь… австралийская.
– Да нет же, они все из Африки, – говорю, меня никто не слышит. Вот это первый раз, когда я говорю, меня не слышат, парни буквально пожирают глазами девчонок, Витек смотрит на Саюрину юбку, вернее, на то, что под юбкой.
Кто-то из девчонок набирает на клавишах – Афстралия, кто-то поправляет, да ты вообще долбанутая, Ав-стралия пишется, пошла отсюда на хрен, дай я наберу…
Как-то быстро кончилась моя власть, да была ли она, – единственную девчонку среди парней, оберегали, слушались, соображали что-то на восьмое марта, в темноте вечера бледнея и краснея признавались