и садись в мое кресло. Смелей. – Я показал рукой на свое кресло, которое поставил перед классом у доски. Черт, а не казался ли я дешевкой? Дешевым ведущим из передачи с вечно кричащими о «проблемах» государства «взрослыми и умными». Улыбочка, слова «давай же!», «тебе понравится!». Да брошу это, нельзя настраиваться против самого себя. Боги знают истину, каков был я и какие именно должны были звучать слова; и был я недолго. А что о сигаретах могу сказать – так лишь то, что каждый человек, даже не присутствовавший на моем этом первом уроке, вырастит свое мнение, а оно: у каждого до ярости разнообразное. «Строит крутого парня, хочет показать, кто главный на уроке» – смешно проговаривать в мыслях подобную позицию, но ведь и она имеет все шансы, причем, «взглянув на диаграмму», чуть ли не самые густонаселенные и красочные шансы. А про «бросил окурок на парту» – Боги! ужас! Ярость – как раз здесь, большинство встанет на защиту такой позиции, против меня, а остальные… поймут что-то исключительно молча и для себя, но вряд ли, вряд ли кто-то поймет тем мышлением, которое заказывал воображением только я, которое привлекало только одного меня, из… живых людей. Принять курение учителя на уроке – на это же, как думают многие, потребуется не один век! и многие скажут: да и зачем это, какой смысл держать в зубах вредную сигарету и испускать дым, что о вас подумают родители… почему бы не поискать другие способы влияния своих… этих ваших, Холлоуэй, экспериментов… завязывайте, дружище, иначе мы будем вынуждены втоптать вас в землю, мы, весь мир. Хотя кто знает, черт возьми, кто знает хоть что-нибудь правдивое про своих потенциальных преданных общему делу единомышленников? Ничего я не знал, и кто со мной дальше, с кем, о чем, на чем… Малейшее неугодное «потенциальному» мое движение – и занавес падает, актеры (я и «потенциальный») жмут друг другу руки и расходятся по домам.
– Вы сейчас серьезно? В… ваше кресло мне сесть?
– На полном серьезе. Вставай, иди, садись, три легких пункта, Джер.
Джер неуклюже поднялся, черт, ну прямо как я раньше, он не знал куда деть руки; решил ограничиться выбором карманов брюк, окунул их туда, продолжая медленно подходить к моему черному удобному стулу на колесиках, держал спину, пытался не сгорбиться кривой линией. Я шел за ним. Плюс ко всему, мои руки сами потянулись за новой сигаретой. Никто и не заметил, как она зажженной пошатывалась у меня в зубах. Они привыкли, в памяти отложилось, что тот-то человек – он же: учитель – имеет такую-то привычку (что, на самом деле, привычкой не было). Ни намека со стороны подростков на «пожаловаться директору или кому еще, ни намека… Спасибо… Пусть не тем мышлением, не такие я и надежды на него возлагал, но приняли же! Никому не смогу объяснить: зачем это все! Это априори в моей, моей в голове, другим – не закачать.
Все смотрели на Джера, идущего не пойми зачем к стулу нового странного учителя английского языка, и общую картину поля зрения дополнял я сам, но никто не наблюдал за прикуриванием; все заметили