В последние годы дом стал казаться мне чем-то вроде близкого друга, даже скорее возлюбленного. Он поглощал так много часов моей жизни. Моя сущность растворялась в его стенах, словно дым. Я легко могла представить, что дом подмигивает нам, когда мы подходим ближе. Окна – это конечно же глаза. Задняя дверь – тактично сомкнутые губы. И хотя я проводила в доме почти весь день, все равно стремилась каждый раз как можно скорее снова ощутить его спокойное, тихое, автоматизированное тепло центрального отопления и защиту крепких стен.
Когда мы вошли в дом, оранжевые отсветы солнца ложились на стены, мебель, взбирались вверх по шторам и постепенно гасли. Мальчишки повалились на диван и принялись искать пульт от телевизора. К телевизору я всегда относилась либерально. Даже не знаю, смогла ли бы я выжить иначе, если бы не было периодов, когда мысли моих детей отделялись от моих, удалялись из моего сознания, как кожура, и словно укладывались в коробочку. Когда Тэд был грудным младенцем, а Пэдди было годика три, я, бывало, включала телевизор по вечерам на несколько часов, и тогда негромкие звуки соединялись с биением моего сердца, становились частью меня. Но годы спустя, когда я слышала музыку из тех программ, которые тогда любил Пэдди, она казалась мне безумной. «Ты плохая мама, – распевали говорящие обезьянки и лиловые жирафы. – Ты все испога-а-а-а-анила-а-а».
Пэдди всегда мог смотреть передачи спокойно и тихо. Он не отвлекался, ему не наскучивал телевизор. В прежние годы это давало мне время покормить Тэда. То были долгие кормления, в которых нуждаются новорожденные. Крошка Тэд сосал и сосал молоко, равномерно, еле слышно чавкая. А рядом со мной тихо дышал Пэдди, питавшийся телепрограммами.
Теперь, приводя детей домой из школы, я становилась официанткой, но я не имела ничего против этого. Возможно, это напоминало мне о временах, когда я вправду подрабатывала официанткой, варила кофе и подметала пол. Такая работа мне нравилась. Нравились ее простота и то, что я уставала так, что казалась себе прозрачной и совершенно открытой для мира. А когда от меня ничего не ждали, то усталость была другая. Так приятно было удобно устроиться на кожаном диванчике в ресторане после работы с коллегами и напиваться до полусмерти.
Я готовила мальчикам перекусы с мастерством, которое освоила в те годы. Я укладывала куски хлеба на стол рядами и один за другим намазывала маслом. Я запомнила, как один мой босс, когда я работала в кафе, где мы готовили сэндвичи, говорил мне, что масло образует барьер, и тогда любая начинка не протечет на хлеб. Все мои боссы всегда были ужасно нервные, и я воспринимала их психозы совершенно равнодушно. Вот и сейчас я примерно так же себя чувствовала, когда несла сэндвичи детям, сидевшим на диване. Джейк всегда твердил мне, что не стоит кормить детей на диване, так как еда привлекает грызунов. И он был