Шаг!..
Уф!.. Теперь куда?..
Еще шаг…
Так они уже ходили не раз, и всегда впереди – он. Как наименее ценный. Подорвется он, следующим шаг в шаг за ним пройдет другой. А потом третий… Пока не перекинется через минное поле безопасная тропка, по которой пройдут оставшиеся в живых.
Еще шаг.
Еще…
Какой‑то огород. Значит, нет здесь мин – на этот раз нет! Пронесло…
И тут же – атака!
Вернее, она уже давно идет с той стороны, где в темноте отчаянно стучат автоматные очереди и басит пулемет. Не получилось тихо. Из‑за той, рванувшей под чьей‑то ногой, мины. Но все равно гарнизон обречен, слишком их много.
Бегом вдоль улицы. Здесь пока тихо, но вряд ли надолго.
Поворот. Еще поворот.
Очередь из‑за угла!..
И тут же туда летит граната. Взрыв!..
Кто‑то падает. Его добивают выстрелом в упор.
Бегом, бегом!
А дальше – сплошной сумбур: вспышки выстрелов и взрывов в темноте, ответные выстрелы, искры, огненными снопами вылетающие из дула автомата, короткие перебежки, крики… Где свои, где чужие – не понять.
Да и кто ему свои?..
И вдруг посветлело, словно на небо взошла полная луна. Это федералы повесили над поселком три осветительные ракеты. Зря повесили, не подумав, себе же во вред! Так, в темноте, могли рассыпаться, просочиться, уйти поодиночке…
Нет, не захотели поодиночке, решили пробиваться с боем, потому что где‑то там, на левом фланге, вдруг вспыхнула отчаянная перестрелка и ухнули несколько, один за одним, взрывов ручных гранат. Пошли в прорыв, прорубая брешь в цепях противника плотным, концентрированным огнем. Пробились? Ушли?..
Автоматная трескотня звучит все дальше и все реже. Если ушли, то не все и недалеко. А может, им и повезло… Всё?
Кажется, всё! Очередей почти не слышно, только тихие хлопки одиночных пистолетных выстрелов. Это добивают раненых. Из домов повылазили местные жители, громко переговариваются с боевиками, ищут своих. Которые здесь запросто могут быть.
На площади какое‑то движение, шум… Похоже, пленные…
Точно! Полтора десятка срочников и контрактников стоят возле стены, безоружные, без ремней, в расстегнутых гимнастерках. Кто‑то в крови – ранен. Против них возбужденные, смеющиеся, бородатые, обвешанные оружием боевики. Срочники в сравнении с ними совсем еще мальчишки, они растеряны, испуганы, вжимают головы в узкие плечи, как желторотые птенцы, вздрагивают от каждого громкого окрика. Контрактники другие. Они мрачно исподлобья поглядывают по сторонам. Они знают, чем все кончится, и просто ждут…
Лишь бы не оказалось среди них знакомых лиц, никого из его бывшей части. Вроде нет…
– Что, вояки!.. – издеваются над пленными чеченцы. Смеются, толкают их.
Кого‑то повалили сильным ударом на землю. Стали пинать. Он пытается закрывать руками лицо. Его пинают по рукам. Это или офицер, или снайпер. Снайперов боевики сильно не любят.
Но долго все это продолжаться не будет. Долго им здесь оставаться нельзя. Нужно спешить уйти до света. И, значит,