Они выпили по странному коктейлю, отдающему полынью, и поднялись на крышу лофта. Над ними – чернильная клякса неба, под ними – огни города. Изломанные силуэты людей в полутьме отбивали ритм по нагретым доскам крыши. Музыка то замедлялась до редких капель бита, то стремительно пускалась вперед дробью шаманских барабанов. Александр растворился где-то в тенях, а Майя постепенно поддалась царящему вокруг шабашу. Она не помнила, как начала двигаться, не думала о том, как это выглядит со стороны. Небо холодил привкус полыни, тело плыло в волнах звуков отдельно от ее сознания.
Что-то она помнила… громадную рыжую луну, стремительно вынырнувшую из-за телевышки, тонкие, похожие на паучьи лапки, пальцы диджея, завораживающие и отталкивающие одновременно. Музыку, которая сначала подняла ее высоко вверх, накручивая ритм, а потом бросила вниз так, что она не осознала, что уже лежит на полу. Бледное отрешенное лицо Александра над ней. Он спрашивал, как она себя чувствует? Хотел помочь? Майя не могла сказать. Только помнила его невероятно светлые выцветшие глаза, сухое прикосновение губ, которое она не могла бы назвать поцелуем. Слишком отстраненным и болезненным оно было. Как будто он не поцеловать ее хотел, а вытянуть через рот душу.
Наутро Майя проснулась на собственном диване с гудящей головой и болью в икрах, не привыкших к таким нагрузкам. Списала все странности на коктейль и непривычную музыку. А поцелуй-укус? Был ли он вообще? В глаза как будто насыпали песка. Нетвердой походкой добрела до кухни, залпом выпила бутылку «Боржоми» из холодильника и… больше ни разу не открывала текст своей книги. Как будто не было этого помешанного на буквах года, не было слов, которые оживали на кончиках ее пальцев, не было бесконечных споров с Александром о каждом из мимолетных героев, не было, не было, не было… Пустота.
В следующий понедельник Майя, как обычно, пошла на работу и закрутилась в квартальной отчетности. Потом был день рождения подруги, на котором она познакомилась с парнем. Был их недолгий, но бурный роман, две недели в жаркой Турции, грипп, ее собственный день рождения в ноябре…
Александр Берг, книга, танцы на крыше ночи – все это как будто расплылось, накрытое мутной целлофановой пленкой. Друзья, ворчавшие на нее целый год за то, что она игнорировала их встречи, даже не вспоминали о ее писательском увлечении. Год, не учтенный в хронологии жизни.
В декабре город окончательно покрылся ледяной корочкой вперемешку с размокшими грязными лужами. Майя, неудачно сопоставившая каблук, лодыжку и гололед, все выходные в канун католического Рождества провалялась в постели рядом с наряженной елкой. Костя, читавший запоем все, до чего мог дотянуться, в ультимативной форме привез ей мешок мандаринов, эластичный