– К чему этот разговор? – с наигранным возмущением спросил я.
– Он пьет кофе с доверенными друзьями. Их четверо, – продолжила княжна, пропустив мимо ушей мою реплику. – Но есть одно свободное кресло. Оно обещано Лагарпу, но я поговорю о тебе с Александром, и ты займешь это место по праву. А Лагарп… катился бы в Швейцарию!
– Какое кресло? – промолвил я с досадой, и вдруг меня осенило. – Послушай, ты не напомнишь, что за торжество будет в Москве двадцать восьмого октября?
– Ах, скукотища. – Она очаровательно сморщила носик. – Открытие водопровода.
Водопровод! Heus-Deus! Так что же хотят заговорщики? Отравить воду?
– А ты поедешь в Москву? – спросил я.
Нарышкина приложила указательный палец к моим губам и продолжила:
– И должность товарища министра юстиции пока свободна. На нее твой друг Новосильцев метит…
– Он же уже статс-секретарь, – буркнул я.
А про себя размышлял о том, как поскорее отделаться от обворожительной княжны. Заговорщики вознамерились отравить Москву – ну что еще можно сделать с водопроводом, чтобы Россия содрогнулась от ужаса? Нельзя было терять ни минуты!
– Одно другому не мешает, – продолжила Мария Антоновна. – Но отчего бы тебе не занять это место?
Она вновь принялась целовать меня. Сердце, еще не угомонившееся после любовной схватки и встревоженное ужасными догадками, забилось с новой силой, и я малодушно смирился с поцелуями. Что ж, до открытия водопровода в Москве еще две недели. И я бросился в новую баталию, грозившую равно сладкими и победой, и поражением.
Я перевернул княжну на спину, склонился к ней… и вдруг раздался требовательный стук в дверь.
В одно мгновение мы оказались на ногах. Я ринулся за одеждой, но Нарышкина без церемоний вытолкнула меня за дверь голым, а мои вещи, брошенные у входа, поддала ногой. Сгорая от стыда, я склонился за ними, даже не успев разглядеть того, кто стучал. А когда выпрямился, ко мне прильнуло упругое тело, рот оказался в плену настойчивых губ, мою руку властно схватили и закинули за чью-то спину, вторая же моя рука опустилась на податливые ягодицы, и одежда вновь посыпалась на пол. Скрипнули двери, и, скосив глаза мимо иссиня-черных тирбушонов, я увидел изумленные физиономии графа Каменского и князя Чарторыйского.
Розовая Шаль – а это, конечно же, была она – отпрянула от меня и вскрикнула, словно только сейчас заметила посторонних. Повизгивая и размахивая руками, она заметалась по кабинету, словно не знала, куда лучше спрятаться: за маленькую ширму перед камином или под стол с коллекцией курительных трубок. Я рывком ухватил первую попавшуюся вещь с пола, чтобы хоть как-нибудь прикрыться. Это оказался платок…
Розовая Шаль тем временем юркнула в опочивальню, где осталась княжна Нарышкина, и напоследок громко хлопнула дверью.
– Я же говорил, – сказал князь Адам. – Воленс-Ноленс!
Круглая