На тропе войны. Джеймс Уиллард Шульц

все мертвые индейцы-черноногие.

      Как только похороны были закончены, женщины рассеялись по кустарнику, чтобы плакать и совершать траурные обряды. Они обрезали свои волосы, изрезали острыми ножами голени, а мать Питамакана даже отрезала себе первый сустав мизинца в знак свидетельства своего искреннего горя.

      Тем вечером в вигваме состоялся семейный совет. Питамакан сказал:

      – Моя мать, конечно, останется со мной, так что это – ее вигвам. Вы, мои другие матери, захотите, наверное, вернуться к своим родным, и это ваше право. То, что вы все получили от моего отца в течение жизни – ваше, вы можете все это забрать или оставить. То, что принадлежало ему на момент смерти, должно принадлежать мне, по законам моего племени. Но я не признаю такой закон и считаю, что вдовы должны наследовать имущество мужа. Поэтому завтра все, что оставил мой отец, должно быть разделено поровну среди вас – его лошади, его одежды и меха, и все другие вещи. Самому мне ничего не нужно. У меня теперь есть большое стадо лошадей и все, что мне нужно.

      Женщины были столь подавлены горем, что никак не отреагировали на такую щедрость, но позже они похвалили его за добросердечие. Как только он закончил эту небольшую речь, они все вышли из вигвама и возобновляли свои стенания, и не возвращались, пока не охрипли так, что говорить могли только шепотом. Их траур продолжался в течение многих недель и месяцев; и даже годы спустя мать Питамакана часто оплакивала своего мужа.

      Утром после похорон, лагерь переместился к подножию Восточных холмов, и там Питамакан разделил имущество своего отца, что вызвало у некоторых небольшое беспокойство. Некоторые из тех, кто ожидал унаследовать все богатство отца или брата, говорили, что это будет плохим прецедентом, и даже дошло до того, что некоторые обратились к вождям с просьбой приказать Питамакану забрать себе то, что он раздал.