Я отступил вглубь и побежал искать основной выход. Что первые ворота, что вторые, в которых еще калитка была – были запечатаны. Не только толстыми амбарными замками, но и дополнительно перетянуты цепями, а на всех створках и щелях виднелся грубый сварной шов. Сектанты или какие-то прошлые хозяева явно отгородились от трассы, полностью перекрыв основной вход и выход, только прорезали несколько узких окошек на манер бойницы.
В мастерскую ввалился первый мертвяк. Исхудавший, подсушенный негр – даже жалко его стало, а еще я понял, что больше никогда не смогу есть сушеные бананы, как бы не любил их в детстве. Ассоциации теперь уже совсем не те.
Пройти больше метра я ему не дал. Выстрелил в лоб, завалил, выстрелил в следующего, а третьего так и на порог не пустил, прикончил прямо в проеме. И сразу же пришлось прятаться с линии прострела через дверь, две пули чиркнули по бетонному полу, одна просто выбила каменную крошку, а вторая срикошетила в ворота.
Я бросил несколько покрышек на трупы зомбаков, перегораживая вход. И побежал к лестнице, забрался в каморку, нашел там лестницу на крышу, стол и шкафчик, в котором висело несколько балахонов рядом с комбинезонами механиков. Высунулся в окно и пустил длинную очередь в сектантов, пытающихся сдвинуть трупы и раскидать решетки. Одного убил, второго подранил. Перебежал к другому окну и перезарядился.
Похоже, живые там перебили мертвых, потому что и звуки боя стихли и мной, наконец, занялись всерьез. Не знаю, что это было за племя, каким там богам оно поклонялось и были ли среди них колдуны, но, наверное, то что произошло дальше можно было считать подготовкой к штурму.
Они запели. Точно на каком-то местном наречии, никакой креольский, английский или французский – что-то древнее, мелодично-тягучее и до зубовного скрежета противное. Следом пустили дым – хорошо хоть светошумовыми гранатами не забросали, а просто закинули внутрь какие-то тлеющие пучки сухой травы. Дымок от пучков едва курился, распространяя сладковатый запах, от которого першило в горле. А когда таких пучков стало больше двух дюжин, заслезились глаза, а горло уже драло так, что даже материться не хотелось.
Я полез по лестнице, откинул незапертую крышку и выбрался на крышу. Пустое, ровное полотно с грязноватым, но еще вполне целым пружинящим покрытием. С одной стороны, спутниковая тарелка, с другой пластиковая грязно-белая мебель, можно как и пиво пить, так и в роли часового выступать. По периметру крыши каменный парапет почти полметра в высоту.
Я подкрался к краю и выглянул. Метрах в пяти от входа с закрытыми глазами стоял тучный негр и, воздев руки к небу, пел. У его ног лежала мертвая курица с отрубленной головой. В метре от него горел небольшой костер, в который два парня помоложе подбрасывали травки и веточки. Несколько человек с тяпками бродили чуть в стороне слева и добивали шевелящихся мертвяков. Нормально