Ближе к концу войны, поздней зимой и ранней весной 1945 года, общее настроение в немецкой армии быстро падало, повсеместно царили безнадежность и разочарование. Сам вермахт испытывал нехватку оружия и боеприпасов, а подразделения фольксштурма представляли собой сборище кое-как собранных и плохо вооруженных юношей и стариков; немецкая военная машина с трудом оборонялась от гораздо лучше вооруженного сильного противника. Не было никакой надежды на то, что сами немцы теперь когда-либо сумеют сами начать наступать.
Пусть Тиль и не испытывал сильного желания защищать нацистский режим, он тем не менее хотел помочь спасти свой народ и свою землю от разгрома. А поскольку этот разгром становился неминуемым, возможностей у него оставалось немного, и все они были безрадостные. Повсюду царили хаос и анархия. Многие солдаты, доведенные до отчаяния, всеми путями пытались вернуться домой, прибегая в том числе и к самострелу. Сам Тиль не раз рассматривал возможность дезертировать, а как-то даже задумался о том, чтобы покончить с собой, дабы избежать русского плена.
Но как он сам пишет со свойственным ему мрачным юмором, он не мог допустить, чтобы русские, «вальсируя», вошли в Восточную Пруссию, чтобы «быть представленными здесь нашим женам». В конце концов, Тиль всегда считал себя патриотом Германии и полагал своей обязанностью защищать свой народ. Для него Германия не отождествлялась с Гитлером, вопреки лозунгу того времени «Hitler ist Deutschland!».
В конце войны Тиль приветствовал приход на свою землю войск союзников. Он надеялся, что оккупация союзниками поможет немцам отчасти восстановить чувство чести и собственного достоинства. Однако это радушие не распространялось на советские войска, с которыми ему пришлось столкнуться на Восточном фронте. Ведь те горели местью за то, как нацисты обращались с русским населением. Кроме того, русских боялись, как безжалостных завоевателей, которые жестоко попирали все немецкое, с чем им пришлось столкнуться.
Пленение
Как он с горечью отмечает в своих воспоминаниях, Тиль очень боялся русского плена. И этот страх не был чем-то необычным – повсюду ходили рассказы о жестокости со стороны русских. Тем не менее то, о чем он думал с ненавистью, чего так опасался, а именно пленение, все же стало реальностью 28 марта 1945 года, когда его подразделение было опрокинуто советскими танками. Он попал в плен в окрестностях Данцига (сейчас Гданьск) за два дня до того, как пал сам город. Проделав под конвоем бесцельный, с его точки зрения, путь чуть ли не через всю Померанию, Тиль был освобожден по окончании боевых действий в мае 1945 года. Или, по крайней мере, так это должно было произойти. Как пишет Тиль в своих воспоминаниях, русские приказали ему и еще некоторым солдатам в составе группы отправиться в местную администрацию. Там его и его спутников должны были обеспечить транспортом для отправки домой. Однако на вокзале в Бромберге (теперь Быдгощ)