Парень кому-то звонит. Мне удается разобрать тоненький голосок на другом конце провода; по-моему, женский. Парень распаляется, говорит все громче и громче, и в конце концов уже орет в трубку. Понятия не имею о чем речь, но не надо быть знатоком французского, чтобы догадаться: это явно не дружеская беседа.
Закончив свою тираду, он убирает телефон в карман. И яростно выплевывает одно слово: Putain[1].
Я понимаю, что это значит. По французскому у меня была двойка, но однажды я просмотрела все ругательства и заучила самые интересные. Шлюха: вот что это означает.
Парень поворачивается и снова идет в мою сторону. Но на этот раз я понимаю, он идет не на меня, а к воротам дома. Посторонившись, я снова ощущаю себя полной идиоткой из-за того, что меня взбудоражила такая мелочь. Но что поделать, я привыкла быть начеку и всегда держу ухо востро, на всякий случай.
– Bonsoir[2], – начинаю я, демонстрируя свое лучшее произношение и самую обезоруживающую улыбку. Может быть, этот парень впустит меня, и я смогу подняться на третий этаж и постучать в квартиру Бена. Может быть, у него просто не работает звонок или еще что.
Парень не отвечает. Он просто поворачивается к кнопкам рядом с воротами и набирает несколько цифр. Наконец он удостаивает меня взглядом. И это не самый дружелюбный взгляд. Я улавливаю запах алкоголя, кислый и мерзкий. Такое дыхание у большинства завсегдатаев в «Копакабане».
Я снова улыбаюсь.
– Э-э… excuse moi?[3] Пожалуйста, эм – можете помочь, я ищу своего брата Бена: Бенджамина Дэниелса…
Будь у меня хоть капля таланта Бена, его обаяния… «Бенджамин Красноречивый», так называла его мама. У него всегда получалось заставить любого действовать в своих интересах. Может быть, именно поэтому он был журналистом в Париже, пока я горбатилась на парня по прозвищу Извращенец в захолустном баре в Брайтоне, где по выходным устраивали мальчишники, а по будням выпивали местные забулдыги.
Парень медленно поворачивается ко мне.
– Бенджамин Дэниелс, – произносит он. Не вопросительно: просто повторяет. Но в его голосе сквозит гнев или, может, страх. Он знает, о ком я говорю. – Бенджамина Дэниелса здесь нет.
– Что значит, «его здесь нет», – спрашиваю я. – Он дал мне этот адрес. Он живет на третьем этаже. Не могу до него дозвониться.
Мужчина отворачивается. Я смотрю, как он открывает ворота. Наконец он опять смотрит на меня, и я думаю: может быть, он все-таки мне поможет. Затем на английском с акцентом он очень медленно и громко произносит:
– Отвали, малышка.
Прежде чем я успеваю ответить, раздается скрежет металла, и я отскакиваю назад. Он захлопнул ворота прямо перед моим носом. Когда звон в ушах затихает, я слышу лишь свое дыхание, отрывистое и тяжелое.
Но он помог