«А из девчонок?»
Пауза.
«Света Рябова».
Варя помолчала, потом спросила:
«А про что в стенгазете?»
Долгая пауза.
«Про тебя».
«?!»
«Ну, как ты на литре опозорилась. Велели пропесочить кого-нибудь, Рябова предложила тебя и даже фотографию какую-то старую откопала».
«А Р.?»
«Промолчал».
Вот и все.
Варя съежилась под одеялом, закрыла глаза. Пропади они пропадом, «Серебряный вечер» и малиновые колготки. Пока она бегала за покупками, у нее отняли любовь.
На душе было стыло и сумрачно, как и за окном.
Вернулись родители. Варя не слышала этого, очнулась только тогда, когда заскрипела дверь.
– Ну, как? Получше? – Мама стояла рядом, озабоченно смотрела на нее.
– Ага, – простучала зубами Варя. Она мерзла. Одеяло превратилось в сугроб, а по голове барабанили сотни молоточков. – Можно я еще посплю?
– Можно, – голос мамы доносился откуда-то с другой планеты.
Варя закрыла глаза, радуясь, что не надо больше поднимать тяжелые веки.
– Тридцать девять и пять, – услышала она через некоторое время. – Надо вызывать неотложку.
После невероятных злоключений бурного дня она и в самом деле заболела. Черепаший грипп превратился в настоящий.
«Он сказал – Дурандина!»
Потянулись томительные, похожие друг на друга дни. В сумрачной комнате с плотно задернутыми шторами утро не отличалось от вечера. Таблетки были горькими и противными, завывание метели за окном и тиканье допотопных часов казались невероятно громкими, от света резало глаза. Сил едва хватало на вялое переругивание с мамой по поводу оставленной на тарелках еды (аппетит отшибло напрочь), односложные эсэмэски Даше и вечернюю болтовню со Степкой.
В остальное время Варя спала. Уже сотый раз она видела один и тот же сон: Родион с Рябовой вешают стенгазету, на которой изображена Палитра Ваганова в малиновых колготках и с рваной ушанкой в руках. Под картинкой надпись: «Подайте на пропитание!» Когда стенгазета уже повешена, рядом появляется Та Самая Женщина, она достает из кармана пятидесятирублевку и швыряет в воздух со словами: «Этого хватит?»
Уроков Варя не делала. Учебники во главе с ненавистной литературой валялись на столе. Читать тоже невозможно, поэтому «Серебряный вечер» пылился там же, рядом с большим колокольчиком, которым Варя вызывала маму.
Мелодия почти забылась. В голову ничего не лезло, мысли были вялые, сонные.
Врач Алла Андреевна приходила еще два раза, качала головой, назначала новые таблетки, а один раз даже сделала укол. Варя мужественно вытерпела все, послушно глотая лекарства и запивая их остывшим чаем.
Но однажды утром от Даши пришла эсэмэска:
«Сидишь? А то как бы не упала».
«Лежу! Давай, говори!»
«Прикинь, тут такое случилось, такое! Ты только заикой не стань от счастья!»
«А что?» – с замиранием сердца переспросила Варя.
«Сегодня