Утром он измерил температуру. Температура была в норме. Спальный мешок сох на солнышке, он вскипятил на костре воды и первый раз за долгое время побрился. Из зеркальца на него посмотрело лицо сорокалетнего человека, у которого вообще-то всё неплохо, только глаза грустные. «Странно, – подумал он. – Я хорошо себя чувствую, у меня ничего не болит внутри. Плечи ломит, это понятно, я просто не привык к физической работе». Он снова взглянул на себя в зеркальце, глаза как будто повеселели. Ну и славно, подумал он, я всегда замечал, что стороны я выгляжу несколько иначе, чем кажется мне самому.
До выходных он возил на ослике доски, а в субботу, поджидая Рахима, смастерил лестницу. Самый широкий лаз был ровно посередине платформы, высоко, метров пять, но справа от него спускался почти до земли каменный нарост, напоминавший древний гриб из учебника ботаники. Зимой выдолблю ступени, подумал он, зимой время медленно тянется, наверху перед лазом сделаю укреплённую площадку, вот тебе и вход к алтарю.
Он приставил лестницу к лазу и полез наверх. Лестница заскрипела под весом, но выдержала. В пещере была могильная темнота. Он осветил фонариком стены. Трещинки разбегались в луче как причудливая мозаика. Лишайника нет, отметил он, значит сухо. Интересно, сколько здесь рукотворного, а сколько от природы. Он пошёл вперед, осторожно ощупывая ногой пол перед каждым шагом.
Так он двигался несколько минут. Пещера постепенно расширялась, воздух был настолько сухой, что в горле запершило. Кое-где по краям стояли резные деревянные столбы, служившие когда-то опорами. Он потрогал ладонью один из столбов, дерево истончилось от времени, но ещё сохраняло крепость. Вот ведь жили здесь, подумал он, прятались, молились, может быть, любили, а потом всё – тишина и прах. Он зацепился ногой за препятствие и едва не выронил фонарик.
Он присел на корточки – перед ним лежал череп, небольшой по размеру, детский. Он посветил фонариком вокруг – рядом было ещё несколько черепов, взрослых, кости, ржавые окислившиеся ножи, напоминавшие турецкие ятаганы, несколько кусков ткани, вероятно, всё, что осталось от истлевшей одежды. На одном из кусков ткани покоилась книга, размером в два кирпича, в кожаном окладе, с железными скрепами.
Просто археологическая находка, подумал он. Подсвечивая фонариком, он изучил книгу. Она сохранилась неплохо, печатные листы выглядели неряшливо из-за прикосновений чьих-то жирных грязных пальцев. Наверное, Тора, подумал он, или Талмуд, как там у них священные книги называются? Отдам Рахиму, попрошу, чтобы передал в музей, а кости надо похоронить, по-людски.
«Отец Никанор, ты где? Ты живой?» – услышал он голос издалека. Он спешно вернулся и выглянул из лаза.
На