Вы готовы изменить свою жизнь к лучшему? Тогда за мной.
Глава 4: Деньги должны защищать вашу свободу творчества, а не ограничивать ее
Любой, кто говорит об отношении творческого человека к деньгам, обязательно вспоминает пушкинское «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать». Обычно это трактуется так: нужно отделять творчество от заработка денег. Котлеты отдельно, мухи отдельно. Это довольно распространенный среди творческих людей подход. Например: для себя я пишу пьесы, а для заработка – телесериалы. И все лучшие замыслы я буду отдавать театру, а телевидению – уж что останется. Звучит вроде бы разумно, однако от такого подхода один шаг до «когда пишу для театра, я стараюсь изо всех сил, а когда пишу для ТВ, позволяю себе схалтурить». Однако навык халтуры имеет свойство закрепляться. Сегодня схалтурил для телевидения, завтра халтуришь для театра – пишешь какие-нибудь юбилеи и инсценировки.
Второй подход – пишем только то, что хочется так, как хочется. Никаких заказов, никаких поправок, никаких компромиссов. Общество одобряет такое поведение, по мнению общества, именно так и должен вести себя художник. Правда, обычно это верный путь к нищете и неудовлетворенности собственной жизнью, депрессии, алкоголизму и суициду. И те же люди, которые аплодировали стоя вашей стойкости, будут восхищаться вашей стойкости, стоя у вашего гроба.
Третий подход – готовность к любому компромиссу. «Чего изволите»? Если же не умеешь торговать рукописями, значит – будешь торговать вдохновением. Творец подстраивается под заказчика. Здесь я позволю себе процитировать еще один большой кусок из повести Гоголя «Портрет»:
«И художник вдруг был осажден работами. Казалось, весь город хотел у него писаться. У дверей поминутно раздавался звонок. С одной стороны это могло быть хорошо, представляя ему бесконечную практику разнообразием, множеством лиц. Но на беду, это всё был народ, с которым было трудно ладить, народ торопливый, занятой, или же принадлежащий свету, стало быть, еще более занятой, нежели всякой другой, и потому нетерпеливый до крайности. Со всех сторон только требовали, чтоб было хорошо и скоро. Художник увидел, что оканчивать решительно было невозможно, что всё нужно было заменить ловкостью и быстрой бойкостью кисти. Схватывать одно только целое, одно общее выраженье и не углубляться кистью в утонченные подробности; одним словом, следить природу в ее окончательности было решительно невозможно. Притом нужно прибавить, что у всех почти писавшихся много было других притязаний на разное. Дамы требовали, чтобы преимущественно только душа и характер изображались в портретах, чтобы остального иногда вовсе не придерживаться, округлить все углы, облегчить все изъянцы и даже, если можно, избежать их вовсе. Словом, чтобы на лицо можно было засмотреться, если даже не совершенно влюбиться. И вследствие этого, садясь писаться, они принимали иногда такие выражения, которые приводили в изумленье художника: та старалась