Я думаю, дело в том, как она ведет себя со своим мужем, считая его пустым местом.
Есть слово, которое моя сестрица Даффи употребляет, когда хочет быть особенно язвительной: «подобострастный». Оно наилучшим образом характеризует поведение Райерсона Рейнсмита в присутствии его жены: заискивающее и раболепствующее до тошноты.
Я взглянула на него, стоящего в дверях каюты и явно опасающегося войти внутрь. Он приволок меня, как кот приносит дохлую птицу своему хозяину. Он ждет, что его погладят по голове – или дадут сметаны.
Но ничего такого ему не досталось.
– Что с тобой делать? – вздохнула Дорси, как будто отягощенная ответственностью за всю Британскую империю.
Я сделала то, чего от меня ожидали: пожала плечами.
– Доктор Рейнсмит в расстройстве из-за тебя, – продолжила она, как будто его самого не было в каюте. – А доктор Рейнсмит терпеть не может расстраиваться.
Доктор Рейнсмит? Он же представился мистером. В качестве председателя общества попечителей женской академии мисс Бодикот он может быть доктором педагогики или теологии. Что ж, в любом случае я не собираюсь обращаться к нему ни с какими пышными титулами.
– Отправляйся в свою комнату и переоденься. И сиди там, пока за тобой не пошлют.
Отправляйся в свою комнату. Классический ответ человека, который не может придумать ничего нового.
Шах и мат! Аллилуйя! Гейм, сет и матч!
Я выиграла.
На следующее утро я стояла у перил на носу в правой части, размахивала шапкой и распевала «Жизнь на океанской волне», чтобы приободриться, и тут краем глаза увидела Райерсона Рейнсмита. Заметив меня, он отскочил и скрылся.
И это задало тон всему нашему путешествию.
Через пару дней, когда мы приблизились к заливу Галифакс, Дорси велела мне высморкать нос. Так я впервые увидела Новый Свет.
Мы сошли с корабля в Квебеке. Канадский таможенник в черном костюме и фуражке поинтересовался целью моего визита.
– Исправительная колония, – объявила я.
Он поднял брови, сочувственно кивнул Рейнсмитам и поставил печать в мой паспорт.
Только теперь – в этот самый миг – я осознала, насколько далеко я от дома. Одна в чужой стране.
Непостижимо, но я расплакалась.
– Ну хватит, хватит. – Райерсон Рейнсмит смотрел не столько на меня, сколько на таможенника. Это прозвучало как «хваа-атит, хваа-атит», и, несмотря на слезы, я обратила внимание, что чем дальше на запад мы путешествовали, тем заметнее становился его фальшивый британский акцент.
– Английская малышка скучает по дому, – произнес таможенник, опускаясь на колени и промакивая мои слезы огромным белым носовым платком.
Не надо быть великим детективом, чтобы догадаться: он уже проверил наши паспорта и знал, что я не их ребенок.
Что же ему надо в таком случае? Он так близко рассматривает меня, чтобы убедиться, что я не везу контрабанду?
Секунду