Родин кивнул. Как раз кто-то из разведчиков Ловата и ранил его Диану.
– Так вот, они, по сути, наполовину волки, наполовину зайцы: четко знают, когда искушать судьбу, нападая, а когда и удрать не грех.
С этими словами Бёрнхем самодовольно усмехнулся. Георгий вздохнул. Почему каждый раз, когда какая-нибудь нация обретает могущество, вместо того чтобы делать мир лучше, помогать соседям, нести умное, доброе, вечное, норовит всех вокруг подмять под себя, забрать у противников лучшее, чтобы потом обрушить на них новые знания и всю мощь…
Все-таки как же замечательно, что у России нет колоний, да и все наши земли мы взяли не только огнем и мечом, но и верой и правдой, и нет у нас на окраинах междуусобиц и ненависти к великоросам, и не приходится ему, человеку образованному, краснеть за родную землю перед цивилизованным миром.
Впрочем, англичане тоже особо краснеть не собирались: они просто брали чужое по праву сильного, да еще и насмехались над побежденными.
Через пару дней некое снисхождение к британцам, которое бывает у человека, осознающего свое моральное превосходство над другими, у Родина уступило место настоящей неприязни. Горделивый, но не злобный американец Бёрнхем уехал, а вместо него прискакал отставной адмирал, лорд шотландского парламента Эдвард Гленерван. Старый вояка, теоретик военного мастерства, последователь Лао-Цзы и Клаузевица, один из основоположников моднейшей в те годы евгеники, прибыл на огневые рубежи учить славный хайлендерский полк новой, «бурской» тактике…
Отношения между лордом и Родиным не сложились. Высокомерный британец всех вокруг себя считал чем-то вроде грязи, прилипшей к его блестящему имперскому сапогу. Правда, англичан, как и положено горцу, он тоже ненавидел, но чуть меньше, чем все прочее население земли.
В первый же день, на ужине командования, куда были приглашены и представители Международного Красного Креста, лорд Гленерван произнес долгий и пространный тост о превосходстве одних людей над остальными. Он говорил с такой непоколебимой уверенностью и с таким мастерским красноречием, что в комнате не нашлось никого, кто смог бы ему возразить. Этот тост Георгий слушал с плохо скрываемым раздражением, но все же из уважения к «хозяину дома» помалкивал. Но после того, как лорд подкрепил свои слова модными стихами про бремя белого человека и тупую толпу то дьяволов, то детей, русский не выдержал и поднялся из-за стола.
– Сэр, вы процитировали отрывок из произведения вашего великого поэта Редьярда Киплинга. Талантливого, и много более одаренного, и, не побоюсь этого слова, мудрого, чем все, кто сидит за этим столом. Но почему же вы не продолжите? Ведь бремя белого человека – это не трон, а труд! Не думаю, что Киплинг подразумевал тактику