– Яд! Яд в вине! Лорд Эохайн отравлен! Все лорды кланов! Это покушение!
Всадник уже успел забыть – каково подобное превращение, моментальное, сминающее тело в чудовищной судороге. Но звериная его ипостась, почуяв отраву, моментально заняла место человека. Буквально за секунду перекинувшись, оборотень сплюнул алым всплеском на пол не проглоченное Амиром до конца вино, судорожно вздохнул несколько раз – и снова уступил место человеку, хватающему ртом воздух и скребущему пальцами по застежкам ворота.
Над упавшим склонились все, кто был рядом. Айду же, с неожиданной, неженской совершенно силой рванула ворот рубашки и прижала ладонь к груди всадника, начав целительное заклинание. «Живи, слышишь? Живи!!» Слушаясь приказа, налитого магией, сбившееся было с ритма, вздумавшее остановиться сердце человека-зверя вновь медленно начало свою привычную работу. Грудь чуть вздрогнула, пропуская еще порцию воздуха. Сквозь оглушительный звон в ушах до всадника донесся невообразимо, запредельно ненавидящий, отчаянный крик Киры:
– Кто-о-о!? Кто посмел!?
Голос младшей принцессы вибрировал отраженным эхом под сводами зала, перекрывая даже нестройный многоголосый гул, все нарастающий.
Император Леон, побледнев, очень медленно поставил не донесенный до уст кубок на подлокотник. Страшным усилием воли он заставил себя унять дрожь в руках – но ни слова проронить он пока был не в состоянии. До сознания медленно доходило – государь, смотри, это твои союзники, ближайшие помощники, опора короны – их больше нет. И тебя могло бы не быть тоже. Жертв яда в кубках оказалось четверо. А могло бы быть больше, вероятно. Ибо твой кубок осушил всадник. Что же было в его чаше, что сжимал секунду назад ты сам в своих перстах? Тоже отрава? Или…
Точно окаменев, Император Мааркан смотрел на свою младшую дочь, стоящую на коленях между двух уже очевидно мертвых тел. Три плаща – синий, красный и лиловый – причудливым трехцветным крылом раскинулись по каменным плитам. Девушка едва ли не по-волчьи выла в бессильной попытке облегчить свалившее на нее горе. В обеих руках она сжимала безвольные ладони горных князей – главы кланов Ардэйх и Конрэй были ей близки настолько, насколько вообще у наследницы могут быть именно что близкие товарищи и друзья, а не только политические союзники. Кира же ровно не видела перед собой совершенно ничего – ни встревоженных, печальных лиц, ни участливо протянутых рук – перед глазами у нее снова и снова вставало чудовищно побледневшее, растерянное лицо Гилри Конрэя, его глаза с неестественно расширившимися зрачками… за секунду до того, как он упал, точно подкошенный острым мечом. А в голове раз за разом проматывались слова лорда Ардэйха, что рухнул на каменный пол следом, уже по правую руку от принцессы – задыхаясь, в судорожных попытках протолкнуть в точно окостеневшую грудь хоть сколько-то воздуха, Уаллэн вцепился пальцами в собственное