Эвальд быстро овладел и другим жанром. Создал номер «ханд-вольтиж». Это когда двое, сцепив руки решёткой, бросают партнёра, стоящего на этом перекрестии двум другим, которые ловят летящего верхнего таким же способом. Номер сложный, требующий недюжинной силы и реакции. А летающим верхним был не кто иной, как немного подросший Филипп Лутц.
Последнее время по просьбе хозяина цирка Эвальд стал работать ещё и в группе клоунов, где тоже был заметен.
И однажды Луиджи Пасторелли понял: время пришло…
Глава пятая
Братья появились у него, когда Пасторелли расположился со своим цирком в ста километрах от Риги. Ближе он подъезжать побоялся. Рига была вотчиной самого Альберта Саламонского. Это был грозный конкурент, который мог оставить без штанов, не напрягаясь. Его стационарные цирки высились каменными дворцами в Одессе, Риге и самой Москве на Цветном бульваре. Это был богатейший человек современности, наравне с такими, как его приятели: нефтепромышленник Красильников, водочный король Смирнов, булочник Филиппов. Альберт Саламонский был накоротке с Извольским и князем Куракиным. Составить ему конкуренцию в плане бизнеса могли разве что цирковые тяжеловесы братья Никитины, которые с каждым днём становились всё более известными.
В Риге Саламонский выстроил каменное здание в центре города. Это был современный цирк, отапливаемый, с отличным светом в зале. Во всех отношениях уютный и продвинутый.
Эвальд Лутц приехал в Ригу на просмотр по совету старшего брата Альфонса, который уже работал по циркам акробатом и начинающим клоуном. В Риге как раз гастролировала труппа Каррэ, которая арендовала цирк у Саламонского. Каррэ посмотрели, что может делать пятнадцатилетний акробат. Посоветовали ещё овладеть теми или иными акробатическими трюками. Мельком взглянули на шпагаты и неумелые стойки крохотного шестилетнего Филиппа и вынесли решение: «Поезжайте к Пасторелли. Он недалеко. Если повезёт, это будет неплохим стартом…»
Пасторелли сидел, развалясь, в плетёном кресле близ манежа и с самодовольной улыбкой смотрел, как берейтор проводит репетицию с его лошадьми. То и дело подсказывал ему тоном, не терпящим возражений. С Эвальдом он разговаривал через губу, отводя глаза, чтобы в них никто ничего не прочитал.
Пасторелли в одно мгновение оценил, что перед ним клад. Правда, его ещё нужно отрыть. Но это дело времени.
– Ладно, ragazzo! Ты мне подходишь. Как раз собираю новый номер. Через пару-тройку недель войдёшь в работу. А твой шестилетний довесок мне ни к чему!
Эвальд начал сопротивляться, уговаривать, что брата оставить негде, не с кем. Старшая сестра умерла, младшая ещё малютка, мать больна, отец немощен. Семья голодает.
Пасторелли для виду ломался, хитрой лисой крутил носом,