Мне на ум приходит как минимум дюжина отговорок, но я знаю, что мама не станет выслушивать ни одну из них. И все же нужно попытаться.
– Знаешь, ходят слухи, что он убил всех трех бывших жен.
– Так хлопот меньше, чем с разводом.
Я хлопаю глазами. Искренне не могу понять, шутит она или нет.
– Мама…
– Ой, да расслабься. Ты слишком напряжена. Поверьте, девочки. Мне лучше знать.
Мама, вероятно, самый умный человек, которого я знаю, но ее цели не мои цели. И все же простого выхода из ситуации нет, и я послушно иду за ней из зала бок о бок с Психеей. На миг мне кажется, будто я спиной чувствую напряженный взгляд статуи Аида, но это фантазия чистой воды. Аид – утраченный титул. А даже будь это не так, моя сестра права: он был бы точно таким же, как и все остальные.
Мы выходим из галереи и возвращаемся на вечеринку по длинному коридору. Он ровно такой же, как и все в башне Додона: огромный, дорогой и чрезмерный. Коридор как минимум вдвое шире, чем нужно, а каждая дверь, мимо которой мы проходим, почти на полметра выше обычной. Бордовые шторы висят от потолка до пола и стянуты по обеим сторонам от дверей – дополнительный экстравагантный штрих, который в этом помещении ни к чему. Возникает ощущение, будто ты во дворце, а не в небоскребе, возвышающемся над верхним городом. Можно подумать, кто-то рискует забыть, что Зевс величает себя современным королем. Честно признаться, я удивлена, что он не разгуливает с короной на голове под стать своей статуе.
Банкетный зал под стать всему остальному в этом здании. Огромное открытое пространство, одна стена которого – это окна и несколько стеклянных дверей, ведущих на балкон с видом на город. Мы находимся на верхнем этаже башни, и вид отсюда открывается поистине великолепный. С этого места можно увидеть большую часть верхнего города и извилистую черную полосу – иными словами, реку Стикс. А что же на другой стороне? Нижний город. Внешне он не так уж сильно отличается от верхнего, однако может с тем же успехом быть на Луне: все равно большинству из нас до него не добраться.
Этим вечером балконные двери плотно закрыты, чтобы ледяной ветер никому не причинил беспокойства. А темнота превратила стекла в искаженное отражение зала. Все одеты с иголочки, пестрят радугой дизайнерских платьев и смокингов, сверкают адски дорогими украшениями. По мере того, как люди продвигаются сквозь толпу, общаются, заводят знакомства и источают прекрасный яд с накрашенных красной помадой губ, в балконных стеклах рождается тошнотворный калейдоскоп. Это напоминает мне кривые зеркала в комнате смеха. В отражении все не то, чем кажется, несмотря на всю мнимую красоту.
Оставшиеся три стены увешаны огромными портретами двенадцати активных членов Тринадцати. Все картины написаны маслом, согласно традиции, корнями уходящей ко временам возникновения Олимпа. Можно подумать, Тринадцать действительно считают себя подобными монархам прошлого. С несколькими портретами художник явно позволил себе