Продукты у нас не отличались разнообразием. Имелось три буханки чёрного хлеба на первое время, пять килограммов муки, десять килограммов крупы и макарон, много соли, сахара и чая. Основной же пищей должна была стать пойманная нами рыба.
Только на зимовье выяснилось, что с чаем у нас большие проблемы.
– Серёга, а ты какой чай покупал? – спросил Макс, выкладывая маленькие квадратные пачки из моего рюкзака и удивлённо и презрительно разглядывая их.
– Самый дешёвый, – ответил я. – Денег мало было, я экономил.
– Я же тебе говорил брать чёрный листовой грузинский, – иронически улыбаясь, напомнил Макс.
– А я и взял листовой грузинский, – как ни в чём не бывало ответил я, не чувствуя подвоха.
– Да, но ты забыл слово «чёрный»! А это очень важное слово на этикетках с чаем.
– Так это и есть чёрный, – беспечно ответил я, – наверное…
– Это зелёный чай, Серёга! В погоне за дешевизной ты купил двадцать пачек зелёного чая! – рассмеялся Макс.
– Ну, будем пить зелёный, какая разница, – отмахнулся я, не желая казаться растяпой.
Но разница между чёрным и зелёным чаем оказалась неизмеримой, как между пломбиром и обычным снегом, как между петушком на палочке и застывшей древесной смолой, как между арахисом в сахарной глазури и маленькими речными камушками: внешний вид и тактильные ощущения вроде бы одинаковые, но гастрономические качества и количество питательных калорий абсолютно разные. Мы заваривали в котелке по две-три пачки зелёного чая, но у полученной прозрачной субстанции не было ни вкуса, ни цвета, ни запаха. Вместо чая мы пили сладкую кипячёную воду с нежнейшим, едва уловимым букетом скошенного сена.
– Если высушить и заварить гилюйскую тину, то чай ароматнее и крепче был бы, – морщился Макс, отхлёбывая диетический напиток, изобретённый для худеющих женщин, верящих, что с его помощью можно сбросить несколько лишних килограммов и устроить наконец личную жизнь.
Помучившись, мы выкинули оставшиеся пачки в костёр. С тех пор я не люблю и не понимаю вкус и смысл зелёного чая.
Отсутствие чёрного чая – это единственное, что омрачало нашу отшельническую жизнь на острове Тополином.
Утро начиналось с того, что мы спускались от зимовья к протоке и плыли на лодке