Мои первые шаги, первое изучение мира начиналось с любви к Богу. Когда папа и мои взрослые друзья учили меня кататься на велосипеде, роликах, коньках, то я знала, что все получится, не потому что научиться этому несложно, а потому что сам Бог верит в меня. Первые крутые склоны, с которых я скатывалась на лыжах вместе с папой, запомнились мне на всю жизнь. Как же я тогда была счастлива, а папа кричал мне: «Вперед, ты сможешь, все получится», и слышалась радость Бога: «Молодец, ты на верном пути»! Когда мама учила меня печь торты, пирожки, особенно перед Пасхой, то я не думала о том, что есть более интересные занятия, чем благодарность и почитание Бога. Так как я не любила механическую работу, то пирожки создавала свои, по форме и вкусу, какие считала нужными. Мама отводила мне для этого кусок теста и не ругала меня за то, что я видела все в своем ракурсе.
Друзья – это громкое слово, которое можно познать и в искренней детской дружбе. Тогда я даже не знала, что она может быть другой. У нас была компания, где каждый ребенок относился к другому с большим пониманием. Однако когда я познакомилась с девочкой из соседнего двора, и она украла у меня мои игрушки, то все стереотипы о великой дружбе быстро стерлись в прах. Не знаю почему, но маме не нравилась моя волевая личность, и она всячески хотела привязать меня к поведению массы детей, чтобы я действовала как все. Я же жила с Богом и чувствовала Его недовольство в момент отречения от своей индивидуальности. Когда окружающие меня люди были всячески недовольны мною, я была с Богом, я была сильной и независимой от чужого мнения.
Помню, как я подбежала к бабушке, которая сидела со своей знакомой и прокричала: «Баба, баба, смотри!» Мне так хотелось быть с ней, поделиться увиденным, но ее подруга отвесила мне пощечину и пригрозила: «Не перебивай, когда взрослые разговаривают!» Я не чувствовала вины, я просто смотрела на нее и думала: «Эта тетя не понимает, что творит». Подобные деяния учили меня защите и контролю своих действий, как бы мне и не хотелось этого. Я чувствовала гнев Бога, когда мне влетало за шалости. Но гневался Он не на меня, а на то, что Его дитем не дорожат и не хотят пояснить, как действовать, что Его дите бьют ради потери у дитя способностей быть таким, каким его хочет видеть Он сам. Мои мысли при порке были отчаянными: «Вот меня не станет, некого будет бить, некого будет наказывать». Я не думала: «Вот вырасту и отомщу», я не хотела на зло отвечать злом и пыталась пояснить взрослым, что пока мы живем, пока наши сердца полны добра, разве стоит бить