Пьяная кутерьма совместного проживания и череда случайностей, которые могли бы меня вновь соединить с Иваном, теперь были исключены. Даже если бы он захотел возобновить то, что так и не было закончено, вереница трудностей, которая вставала на нашем пути, была почти непреодолима.
Надо было определиться с тем, что творилось в моей голове.
Итак. Он меня добивался.
Не надо ухмылок: он – добивался. Я отказывала. Он добивался. Я сдалась, всё случилось. На следующий день приехала жена.
Я получила в поддых, всё закончилось. Самый короткий роман в моей жизни.
Но.
Я ведь не блядь, не шлюшка, которая загуляла на одну ночь. Если я к нему пошла, значит, я что-то чувствую к этому человеку, и вот так – топором по мне – наискосок – нельзя.
Я всё еще не могу поверить про топор, что всё, перерубил.
Мне происходящее кажется каким-то диким недоразумением.
Жена – недоразумение? Нет, жена – разумение. Это я – недо…
Но я-то ведь – живая, нельзя по мне топором, мой дорогой товарищ…
Что делать? Что делать? Что-то надо делать…
И в первый вечер я его ждала. Репетиция закончилась рано, часов в семь вечера, так, пошатались по сцене, выяснили, кто откуда выходит, и решили, что хватит. Встал вопрос, что делать дальше. Иван посмотрел на меня:
– Ну что, в ресторан пойдём?
Я просияла как начищенный пятак:
– Пойдём…
Пока он переодевался, планы изменились.
Вышел из гримёрки хмурый. Я проходила мимо:
– Ну что, идём?
– Голова болит. Не сегодня.
– Ну, как знаешь.
Пошла дальше.
На улице собирали автобус из тех, кого поселили у чёрта на рогах. Надо было садиться. Если не ехать сейчас, потом возникнут трудности, как добираться. Иван с горизонта пропал, я не знала, где он. Не веря, что вечер вот так глупо заканчивается, я шагнула в салон автобуса.
Гостиница для технической части, то есть, нас, оказалась забытым в лесах санаторием, построенным в 60-е годы прошлого века. Душ и туалет – общего пользования – находятся в коридоре. Номера – не номера, а бывшие палаты. Стенки покрыты масляной краской, двери тяжёлые, грязно-белые, на ключ не запираются. «От кого запираться? – спросила дирекция, – здесь все свои». Чужой, и правда, в такую глушь не полезет. Если только специально – за нашими чемоданами.
Стали селиться по двое. Я оказалась одна. Почему-то на меня не хватило пары.
Оно и к лучшему – подумалось. Если Иван захочет меня забрать к себе, это будет менее заметно для окружающих. И кроме того, в отдельной комнате не надо держать лицо, можно выпустить печаль через глаза.
Огляделась. Кровать железная, на которой спала в детстве в пионерском лагере, стол, покрытый клеенкой, фанерный стул, заимствованный из столовой, в углу – умывальник (моя привилегия – у других не было) и огрызок зеркала над ним.
За окном – унылый октябрьский пейзаж.
Не забалуешь, прямо скажем.
Чемодан я решила не распаковывать: вдруг Иван за мной приедет. Подумает-подумает,