Война… Всё затихло.
– Гали́н, приходи к нам, ведь праздник, – необычным голосом произнесла Зоя, подруга матери.
Она осталась с четырьмя детьми одна. Домишко, что стоял рядом с нашим, развалился, и брат купил ей домик в соседней деревне.
И мы стали собираться «к Зоиным» (так говорили у нас).
Бабушка, у которой мы жили, почему-то плакала, пыталась что-то найти в ларе – это такой большой ящик, где хранили муку, крупу. Потом вдруг хлопнула себя по бокам, пошла к выпорхнувшей из гнезда курице (у нас была одна-единственная пеструшка и красивый петух), взяла ещё тёплое яичко, остановилась, подумала о чём-то… Вернулась и взяла из гнезда подклад[9]. (Этого никогда не делали! Курица найдёт другое место, будет нести яйца и сядет высиживать цыплят.)
Сразу повеселев, бабушка налила в самовар воды, положила туда яйца. (У нас самовар был особой формы – яички не проваливались, так варили всегда. Только теперь это было редко: их надо сдавать, был такой налог.)
– Вот, Галина, гостинец Зоиным деткам! – бабушка протянула четыре половинки (каждое яйцо она разрезала вдоль).
И вот мы в гостях. Нам, детям, дали целое решето яблок.
– С нашей яблони, с верхушки. А внизу мы уже давно объели, – сообщила младшая из девочек.
– Играйте, вот вам тряпочки, – говорит тётя Зоя. – На улице дождь. Куколок делайте, пошлёте бабушке Ираиде за гостинец.
Женщины молчали. Каждая думала о своём. Но вот Зоя Васильевна посмотрела на шкаф, который не успели увезти старые хозяева… Встала на табурет, сняла гармошку.
– Гурькя, попиликай!
Мальчик удивлённо посмотрел на мать.
– Садись, садись, попиликай! – она поставила гармошку на сынишкины худые колени, обтянутые заштопанными штанами.
Мальчик нажал на кнопочки, растянул меха.
Первый звук – и… запела моя мама. Она всегда запевала первой.
Задушевная подружка!
Моего-то милушку
Двадцати семи годков
Положили в могилушку.
Мальчику стало страшно… Но теперь продолжила Зоя Васильевна:
А я ещё бы покосила
По траве по ветошной.
А как бы старая гуляночка
Да ум топерешной…
Голос матери успокоил, мальчик нашёл нужный такт, но больше никто не пел… Все молчали.
– Ой, Зоя… давай хоть в праздник поговорим, может, легче будет. Я очень жду Шуру. Пусть бы какой угодно, без руки, без ноги… Лишь бы пришёл… Я и пиджак его просушила, и рубашку прогладила… Зоя, милая Зоя… Ты знаешь, как я его жду?..
Женщины тихо поплакали…
– Галин, ведь и правда… В госпиталях, говорят, очень много инвалидов, раненых. Может, лечат его…
– Знать бы – где? Ведь и спросить не у кого.
– Говорят, в Боровикове есть старуха… Гадает.
– Нет, Зоя! Не гадала я никогда и не буду.
– А ещё в Лещёве…
– Нет,