Илиодор. Мистический друг Распутина. Том 1. Яна Анатольевна Седова

Ведь неправда, что Царь нерешителен. Его кто-либо делает слабым. Вот мы, крестьяне, побросаем зернышко в землю, да и пойдем в Питер узнать: какой это такой злодей, который делает нашего Царя-Самодержца нерешительным!». Не скрывал своего недовольства и некоторыми действиями Императора: «Долетели до тебя такие слова Его: "Самодержавие Мое остается таким, каким оно было встарь". Ах, да Царские ли это слова? Не ослышалась ли ты, моя страдалица? Ведь когда они звучали, то в это время выбрасывалось из первой статьи Основных Законов слово "неограниченный". Оставлено-то это слово далеко от начала: авось не всякий до него докопается, а если докопается, то черная сотня успокоится, а тем временем можно в России ввести конституцию. Какое уж тут Самодержавие, когда Царь-Батюшка твой не изменил закона о выборах в Думу Свою Царскую, закона, дающего жизнь неверным детям твоим, а верных убивающего!».

      Впрочем, взгляды о. Илиодора на государственный строй, установленный в Российской Империи манифестом 17 октября 1905 г., были противоречивы. Если в приведенной выше цитате священник от души вздыхает: «Какое уж тут Самодержавие», то в другой статье повторяет популярную в монархических кругах теорию о том, будто этот акт не уничтожил самодержавную власть: «…мы не признаем за манифестом такого значения в вопросе о Самодержавии, какое придают ему враги Твои и наши. Мы только тогда признаем, что рухнуло Самодержавие Императоров русских, когда Ты взойдешь на священный амвон Успенского собора и отречешься от самодержавной власти; ибо Ты принял ее от Бога пред народом и должен отдать ее Богу пред тем же православным народом!». 17 октября Россия «вступила на новый путь исторического развития», но «устои государственной жизни остались непоколебленными!». Для о. Илиодора акт 17 октября ценен только тем, что подчеркнул разделение общества на монархистов и революционеров, позволил «вытечь» «гною» из «раны России».

      На Государственную думу священник смотрел с уважением («…волостные власти, чтобы быть достойными писем члена Государственной думы, должны…») и даже с некоторой надеждой как на инструмент донесения народного голоса до ушей монарха, однако ее левый состав ненавидел. По открытии первой Государственной думы о. Илиодор говорил о ней с осторожностью, еще не зная, как покажет себя новое установление и как к нему отнесется верховная власть. О. Илиодор выражал тревогу по поводу заблуждений, царящих среди новоиспеченных депутатов. Им «кажется, что они говорят и действуют по совести, по долгу перед родиной», а на самом деле от их прежних речей «кости почивших праотцев в недрах земли стонали, а действительно истинные патриоты с боку на бок в своих гробах переворачивались…».

      Но вот Дума показала свое революционное лицо, тем самым позволяя раскрыться и о. Илиодору. Теперь он не скрывал своего гнева: «Карлики и лилипуты! Они хотели добраться до Главы Государства… Безумные! они не уразумели того, что если отнимется глава, то тогда последует разложение всего тела! Безбожники развратные! Они стремились развенчать