Необычные люди и авантюристы разных стран. Теодор де Визева

во время посещения крепости, он воображает, будто испанский солдат принял его за фламандца и поэтому бежит оттуда без оглядки, убежденный в том, что солдат собирается напасть на него. В Венеции, на одной из улиц Гетто16, он пытается обратить раввина в протестантизм, а другие евреи собираются вокруг и, совсем не понимая латинской речи, начинают лопотать на своем языке, и англиканскому апостолу этого достаточно, чтобы уверить себя, будто иноверцы собираются принести его в жертву. И вновь он бежит, и встречу с соотечественником, с которым сталкивается за поворотом улицы, воспринимает как настоящее чудо. Можно было бы привести множество подобных примеров, но приключения, лишенные живости и остроумия рассказчика, рискуют потерять свое очарование при пересказе. Возьмем-ка лучше наугад одну из историй и предоставим слово самому Кориэту.

      Воистину замечательный случай произошел со мной по пути в город Баден. Случаю угодно было, чтобы я встретил дорогой двух крестьян, которые обычно зовутся бауэрами; оные, одетые в жалкие лохмотья, вызвали во мне великий ужас. Поелику я боялся, что они или перережут мне горло, или украдут мои золотые монеты, которые я носил зашитыми в камзол, или же лишат меня одежды, хотя это и была бы жалкая добыча, ибо вышеупомянутая одежда была сшита из бумазеи, да и износилась до нитки, —исключая плащ, – эти крестьяне не могли бы оплатить даже обыкновенный ужин, отняв у меня даже все мои деньги. Тогда, видя неминуемую опасность, я предпринял в высшей степени ловкий и весьма тонкий ход, каковой никогда в жизни не делал. Оказавшись на небольшом расстоянии от этих людей, я снял шляпу и с величайшей вежливостью и покорностью попросил у них подаяния, словно нищенствующий монах, что впоследствии постарался изобразить на фронтисписе своей книги. Я попросил милостыню на языке, которого они никогда не слышали, то есть на латыни, но подкрепил свою просьбу такими знаками и жестами, что они прекрасно поняли, чего я хочу от них. И таким образом, притворившись нищим, я не только уберег себя от нападения упомянутых крестьян, но, кроме того, получил от них то, чего никак не ожидал и в чем не имел нужды: они мне дали – при всей их бедности – столько медных денег, называемых фенни, что этим же вечером в Бадене их хватило на пол-ужина, то есть около четырех пенсов и полпенни.

      Возможно, что в подобных обстоятельствах поступок Кориэта немного был именно «ловким», но разве этот рассказ, как и другие процитированные отрывки, не позволяют нам представить «воистину славного человека», о котором говорит поэт Луазо? Все свои действия и мысли «pedestrissime» одкомбец простодушно раскрывает перед нами, когда же он пытается их утаить, то эти его попытки показывают всю неопытность его души и доставляют еще большее удовольствие от чтения. Путешественник замечает вдруг, что в своем рассказе забыл ответить на один из вопросов? – Он просит нам милостиво разрешить ему не отвечать на этот вопрос до следующего путешествия «по очень важной, но тайной, причине, вынуждающей его молчать».