Предположение о скупости Некрасова возникло у Литвиновой, когда со слов Панаевой она узнаёт, что чиновнику, принесшему рукопись «Что делать?», Некрасов дал 50 руб., а не 300, как объявил в газете[16]. Хронологическая последовательность событий очевидна. Эпизод с потерей и находкой рукописи «Что делать?» и «мысль о скупости» (начало февраля 1863 г.) приходятся на период «с каждым днем все более и более натянутых» отношений между Некрасовым и Панаевой. В этот же период сказаны слова Некрасова о своем сердце («попусту глупое рвется»), произошли некие «эпизоды… подобные дешевой покупке» и обнаружился интерес к французскому языку. Эти события, частично привязанные к датам, обнаруживают ассоциативную связь и сгруппированы в тексте в некий блок, внутри которого развивается тема неблагополучных отношений Некрасова с Панаевой и увлечений Некрасова. Следующие абзацы воспоминаний (начиная со слов «Я продолжала приглядываться к Некрасову…») посвящены уже другим подробностям жизни в квартире на Литейном, 36. Это обеды с Некрасовым, чтения Горбунова, карточная игра, совет Некрасова играть и наживать состояние, размышления о Чернышевскоми, наконец, финал:
«Наступала весна, приближались каникулы; приходилось ехать в имение к родителям. <…> Когда я вернулась в Петербург, то в первое же воскресенье отправилась в дом Краевского; поспешно поднялась я на знакомую мне площадку, и лакей Ав. Як., всегда такой подобострастный, очень грубо сказал мне: “Она больше здесь не живет”. Тогда я спросила Лизаньку и узнала, что последняя недавно также переселилась к Авдотье Як., а Н. Ал. находится на охоте.
Вскоре я узнала, что в квартире Панаевых Некрасов поселил француженку, а Ав. Як. вышла замуж за Головачева. Все эти новости настолько меня поразили и привели в такое недоумение, что я не решилась идти ни к Некрасову, ни к Головачевой» (Е.Л.: 140–141).
Присущая стилю Литвиновой группировка фактов дает основания предполагать, что начало сближения поэта с Лефрен (для обоих затруднительное без знания языка) приходится не на конец 1863 – начало 1864 г. и даже не на середину 1863 г., а, возможно, на первые месяцы этого года, вскоре после потери и находки рукописи Чернышевского или даже раньше. И если оценки Литвиновой кажутся подчас наивными[17], то в части хронологии она предстает очень убедительной.
Знакомство поэта и безвестной французской актрисы могло состояться и вне театра. В одной из трех версий воспоминаний Е. А. Рюмлинг вскользь говорится, что «Николай Алексеевич познакомился с ней в кругу людей богатых и ищущих удовольствий, где г-жа Лефрен вращалась всегда» (Рюмлинг 3: Л. 10 об.)
В воспоминаниях Рюмлинг повторяется, что Лефрен часто посещала театры в качестве зрительницы, и ни разу не упомянут ни один ее выход на