Доктора Пенна усадили в личный катер коменданта, шкипер поднял треугольный парус, суденышко ушло за отмель Мелории в сгущающихся сумерках, и больше дока на корвете никто не видел.
На следующий день капитан «Памяти» Майлз Литтл-Майджес еще не слишком сильно беспокоился. Место стоянки «Жиробаза» располагалось за островом, загроможденном строительными лесами, из-за чего не были видны даже вымпелы на верхушках мачт. Из форта доставили изюм и две колоды тароччи, на камбузе жарили птицу, сентябрьский воздух был как молоко. Команда, пропив на берегу все, что успела получить, играла в бабки на интерес, капитан сел резаться с нанимателем в карты на свое жалованье и, что удивительно, не проигрывал. Одним словом, было не до того, где черти носят дока.
Еще через день капитан поинтересовался у Гордона, когда именно вернут с процедуры члена их команды, черт побери. Тот только махал рукой: он ожидал в порту другой, по-настоящему важной для него встречи и не желал забивать себе голову мелочами.
На третий день капитан спустил на воду собственную шлюпку, посадил в нее старшего помощника – лейтенанта Пайка, и с ним сколько нужно человек. Не более часа потребовалось им, чтобы выйти из порта Медичи и добраться на рейд, где отбывал карантин «Жиробаз». Однако никаких следов корабля там не оказалось – их встретили только пустынные скалы и пустынное серебристое море.
Пайк поднялся в полный рост и растерянно озирался. Почему-то он решил, что капитан просто велел поднять паруса и, не пополнив запасов, не дав команде по-человечески провести один вечер на берегу, ушел вперед. К недоумению примешивалась обида на Пенна: если он ушел вместе с кораблем, значит, ему предложили лучшие, нежели на «Памяти», условия, что душераздирающе нечестно. Лейтенант краснел, сердито сопел и вытягивал шею, чтобы разглядеть хотя бы клотики линкора за горизонтом, пока один из матросов не указал вниз. В пронизанной лучами солнца воде было видно на все сорок футов глубины, там переливалось песчаное дно, а на дне лежали тяжелые от лака черные доски с латунным распятием на них – передняя крышка судового алтаря «Саутгемптона». Пайк перебежал на нос лодки и приказал грести небыстро. Шлюпка проскользила над россыпью тел в мешках, которые вместе с камнями сбрасывали за борт во время эпидемии. Над утяжеленным крюками абордажным трапом. Над бушпритом, надстройкой на баке, фок-мачтой. Сверху «Саутгемптон» казался куда более изящным: крутые обводы обеспечивали