Человечество, думал Антон, только выиграло от того, что он не сохранил свои гениальные детские озарения. Или это в нем говорили взрослые комплексы?
Работа и волки
Первым пристанищем Антона после университета стало небольшое издательство, располагавшееся у черта на куличках, буквально на краю города, которое готовило к печати различные исторические исследования, биографии и прочие ненаучно-непопулярные издания, предназначенные исключительно для их авторов, а также для их близких друзей, родственников и коллег по работе.
Коллектив редакторского отдела был довольно однороден – две пожилые дамы предпенсионного возраста – чемпионки мира по вязанию на спицах в рабочее время, а также беременная девушка неопределенного возраста и вероисповедания, которая после прихода Антона проработала два дня и покинула литературную обитель (у него сложилось ощущение, что навсегда), и, собственно, сам Главный редактор.
Главред Петр Григорьевич Якобсон при первом взгляде производил впечатление довольно спокойного и безобидного обывателя, не способного причинить вред даже обитающим рядом с ним в большом количестве насекомым. Но если вы имели несчастье завязать с ним разговор, то перед вами раскрывалась вся бездна стремящегося к вечному совершенству сознания, постоянно редактирующего не только других, но и самое себя.
Человек он был, несомненно, интеллигентный и воспитанный, но жестокая профессия из списка хороших манер в его поведении напрочь вытравила одно, не самое последнее – не перебивать человека посреди разговора. Беседовать с Якобсоном с ним было практически невозможно: в процессе диалога он постоянно вставлял ремарки в речь собеседника, снабжая ее многочисленными примечаниями, сносками, фразами в скобках и заметками на полях.
Слушать его собственную речь было не менее жуткой пыткой для любого собеседника, не говоря уже о редких желающих постичь смысл его высказываний, так как редактировать самого себя Петр Григорьевич, похоже, любил больше всего остального. Начиная фразу, он тут же перечеркивал сказанное жестом парящей в воздухе руки, и начинал заново, потом, после небольшого редактирования середины предложения, он мог вернуться в начало и удалить оттуда пару фраз или заменить более удачными словесами, а затем, не задумываясь о рассудке собеседника, перескочить в конец и, пару раз перечеркнув свои измышления, закончить наконец предложение, забыв перечитать его с начала до конца.
Построив башню из громоздких предложений, он мог еще пару раз вернуться в недоработанные места, сказанные полчаса назад, и внести туда пару словесных корректировок, сводя с ума как собеседника, так и самого Господа Бога, который, как известно, в силу должностных обязанностей должен разбираться во всем на свете, да еще в гордом одиночестве и без помощи подручных инструментов.
А уж говорить о том, как главред работал со