Клим догадался, что на кассету каким-то образом записался пьяный разговор с аборигенами в кафе «Алик». Наверное, кнопка записи нажалась сама собой, когда Клима ударили столом. Он перемотал пленку до середины. В этом месте кто-то, едва справляясь с дурацким смешком, рассказывал о своих впечатлениях о полете на самолете: «А потом как глянешь вниз, так аж обосрёшься сразу. Надо готовить вторые штаны… Там бывают эти… воздушные ямы. Вот он летит, а потом вдруг как вниз падает. Тогда сразу надо летчика просить: «Дайте мне рвотный кулек…»
Клим перемотал пленку до конца, но там было всё то же. Обидно, пропала музыка! Некоторое время он сидел неподвижно, переживая утрату, и вдруг на него снизошло озарение. Он схватил ручку и размашисто написал сверху листа: «ГРАДУСНИК. Отрывок из нового романа».
Перемотав пленку в начало, Клим принялся слово в слово переписывать разговор. Действующих лиц он окрестил названиями животных. Агрессивный обладатель хриплого голоса стал Кабаном, у которого недавно удалили почки; звонкого голоса – Зайцем с завязанными узлом ушами, а тот, кто подсунул мясокомбинату свинью с ртутью – Подлым Шакалом. Всего набралось семь героев, если не считать двух совершенно пьяных участников беседы, которые время от времени выдавали нечто бессмысленное. В романе они стали фигурировать как братья Бутылка и Стакан.
В самый разгар работы в дверь тихо постучались. Клим выключил плеер, надел майку и позволил войти. Таня выглядела так, будто только что преодолела марафонскую дистанцию.
– Я весь поселок обежала, – сообщила она, и ее голос молил о прощении. – Нигде нет шампанского. Говорят, товар не ходовой. У нас только водку пьют… Я подумала, может, в Опарино или Когортино съездить? На это часа два уйдет. Потерпишь?
Клим настолько погрузился в работу, что расхотел пить шампанское.
– Не надо никуда ездить, – сказал он, подпирая рукой мощный лоб и глядя на строки. – Ты мне лучше бумаги принеси, а то моя уже кончается.
– Хорошо. Конечно. Сколько угодно!
Она медлила, глядя на Клима как на удивительное, замечательное природное явление.
– А можно я немножко посмотрю, как ты работаешь? – спросила она.
Клим отказал ей решительно.
– Творчество – это интимный процесс, – ответил он. – Я настолько вживаюсь в образы своих героев, что начинаю ходить по комнате, петь, танцевать, плакать. Могу даже начать крушить все вокруг. В общем, любоваться мною в эти минуты просто небезопасно.
Таня взглянула на исписанный лист бумаги, лежащий на столе, прочитала последнюю строчку, содержанием которой было желание