В беседах с солдатами я отполировал, или отлакировал, свою легенду, построенную на документах умершего солдатика. Действительно, бывают ситуации, когда в силу каких-то обстоятельств человек остается сиротой, растет сам по себе, скитается везде, где-то подрабатывает, где-то чему-то учится, но всегда приходит момент, когда он должен остановиться, иначе его упекут в тюрьму за бродяжничество.
Тюрьма для этого человека и является тем поворотным пунктом, который заносит человека в учетные книги. Его как бы причислили к имуществу, которое постоянно надо проверять и учитывать, в каком оно состоянии и на какой полке находится, то есть, где живет и где работает, есть ли от него какая прибыль, женился ли, нарожал ли детишек. И детишек надо учесть, пока не расползлись в разные стороны, чтобы потом их не искать и не собирать до кучи по тюрьмам.
Моим поворотным пунктом в легенде, стал добровольный призыв на службу русского паренька по имени Иван. Здесь он получил первые свои документы, стал учтенным государевым имуществом. А то, что умер, так война есть война, родственников у него нет и жалеть о нем некому.
В целом я задачу свою выполнил. Мой русский язык никаких подозрений ни у кого не вызывал. Некоторые русские так по-русски говорят, что у любого иностранца сразу возникнут подозрения в том, что это не русский. Однако этот русский в сто раз русее того, кто безукоризненно говорит на русском языке с соблюдением всех правил русской грамматики. А правил в русской грамматике столько же, сколько законов в Российской империи. Правильно говорят только очень грамотные люди и иностранцы. Поэтому надо обязательно допускать ошибки в речи, чтобы никто не заподозрил в грамотности и нерусском происхождении.
Один факт поразил меня больше, чем те небылицы, которые рассказываются о русских в исследованиях психологов и ученых.
Двое военнопленных потихоньку вылезли за проволоку, вечером украли в лавке ящик шнапса и продали его хозяину, у которого работали на полевых работах, на полученные деньги купили в другой лавке две бутылки шнапса и напились. Для меня это было совершенно непонятно, но другие военнопленные говорили о наказанных как о ловкачах, доставших деньги на выпивку, находясь в плену. Зачем было продавать шнапс по дешевке, чтобы купить меньшее количество шнапса? Прожив долгое время в России, я уже не удивлялся случаям, когда за бутылку водки угоняли цистерну спирта.
Я часто просто стоял среди солдат и слушал, что они говорят, понимая, что я еще очень плохо понимаю речь простого народа, частенько обращаясь в Кирьяновичу, чтобы он мне разъяснил то, о чем они говорят, так как по причине своего пастушества вся жизнь проходила мимо меня. И мой старший товарищ толково разъяснял мне все, будучи даже горд тем, что он выступает в роли учителя и просветителя темного народа.
В