Она-то в самом деле считала, что торговым людям так удобней. Тем, кто приходит посуху – завершить дневной переход, заночевать, чтобы еще через один переход оказаться в Бернхеме, ближайшем городе. Снова заночевать там, чтобы, проснувшись, сразу заняться делами и не тратить драгоценные утренние часы в очереди у ворот. Бернхем был крупным портом, куда приходили корабли со всего света и откуда в глубь страны отправлялись вереницы пони, груженых разнообразными товарами.
Таким, как Гильем – приплыть под вечер, чтобы заночевать не в качающейся каюте, а на твердой земле, поесть нормальной еды, а не солонины. Да и не платить за лишнюю ночь стоянки в городском порту.
Им на самом деле так было удобней. Одним – бросать якорь в бухте, которая не просматривалась ни из деревни, ни из замка. Другим – заночевать в трактире, где заведомо не могло быть случайных людей, а значит, никто не станет считать, сколько тюков с вещами постояльцы занесли в трактир и сколько вынесли.
Гильем утверждал, что оставил отцу два бочонка виски, пять фунтов гвоздики и столько же корицы, три фунта мускатного ореха и фунт шафрана. Если бы он привез все это легально, выгрузив в Бернхеме, который принадлежит короне, налог за ввоз и право продажи составил бы полторы стоимости товара. Да, именно столько. Королю тоже хочется вкусно есть и сладко спать, да и двор содержать нужно.
Понятно, почему отец много лет был готов рисковать головой. Непонятно только, что делать теперь.
Фунт мускатного ореха – это корова. Гвоздика и корица дороже. Про шафран и говорить нечего. Даже если Ева решит продать трактир, даже если найдется покупатель, этого не хватит…
Стоп. Об этом она уже думала и не раз, так что мне вовсе незачем забивать себе голову. Нечего ходить по кругу.
Тот единственный выход, который пришел в голову Еве, я блистательно про… воронила. Дорогой куртизанки из меня не вышло – к счастью – так что самое время придумать что-то новенькое.
Например, сбежать. Да по большому счету только бежать и остается, учитывая разъяренного Альбина.
Только куда и как?
Попытаться попросить помощи и защиты у материнской родни? Уж у графа Лайгона найдется и место в доме, и люди, чтобы защитить этот дом.
Но мать вышла за трактирщика не просто так. Отроковицей ее отправили воспитываться в монастырь – дабы могла научиться там подобающему смирению и благочестию. Через несколько лет оказалось, что забирать ее домой родители не собираются. Упрямую и своенравную девицу, дескать, никто не возьмет замуж без хорошего приданого, тратиться на приданое дочери, когда старший сын удостоился чести быть принятым при дворе? Придворная жизнь дорога.
Что ж, мать показала всем, что упрямой и своенравной ее считали не зря, и сбежала из монастыря перед самым постригом.
Я невольно хихикнула – моя мама, Ирина, тоже уехала из деревни вопреки родительской воле. Те твердили – какой медицинский,