– Знаете, сколько вам съесть надо, чтобы стать хоть отдаленно похожей на слона? – засмеялась Элла. – С такой фигурой спокойно можно в кровати десять штук пирожных умять, и ничего плохого не случится. Честно говоря, я вам по-доброму завидую.
В столовую вошла Катя и тут же воскликнула:
– Ой, коврижка! Почему ее на ужин не подали? Очень хочу сладкого.
– Это для бабушки, – снова пояснила Нина Анатольевна.
– Вот оно что… – процедила сквозь зубы Екатерина. – Вкуснятину теперь из-под полы раздают? Родным дочкам фигу, лучшее для старухи оставлено?
– Боже, ты все неправильно поняла, – начала оправдываться мать, – просто бабуля попросила купить ей «черносливку».
– Почему всем не купили? – надулась Катя. – Отчего не подумали, что мне тоже полакомиться захочется?
– Детонька, – залебезила мать, – вчера все ели пирожные, человеку необходимо разнообразие, нельзя питаться однообразно.
– Ага, бабка во время прошлого ужина лопала эклеры с корзиночками, – пошла в атаку Катя. – Но ей сегодня опять сладкое приготовили, а другим нет.
– Солнышко, я забочусь о твоем здоровье, – запела Нина Анатольевна, – один день бисквит с кремом, потом перерыв, завтра испеку морковный торт.
– Блевотина! – топнула ногой дочурка.
– Ты плохо себя чувствуешь? Тебя тошнит? – испугалась мать. – Сейчас заварю желудочный сбор.
Но Екатерина остановила ринувшуюся на кухню Нину.
– Нет, мама, это твой бисквит из моркови блевотина. Его и умирающий с голодухи не сожрет. Странно, однако, что отсутствие сегодня десерта связано с заботой о моем здоровье, а бабке ты собралась кекс припереть. Можно сделать вывод: ты обожаешь доченьку…
– Конечно, солнышко, я люблю тебя больше жизни, – кивнула Николаева.
– А свою мамашу ненавидишь, убить хочешь, – договорила девушка.
Нина Анатольевна ойкнула, схватилась ладонями за щеки и пролепетала:
– Ужас говоришь! Придет же такое в голову…
– Нет, – насела на нее Катя, – все логично. Родной дочке не даешь коврижку, так как она испортит мне желудок, а Елизавете Гавриловне ее несешь. Зачем? А чтобы вредная старуха, от самодурства которой житья нет, в ящик побыстрее сыграла. Так получается.
Нина Анатольевна покраснела. Катя рассмеялась, схватила блюдо и заявила:
– Я сама нашей императрице отволоку угощенье, погляжу, как у нее рожа при виде меня перекосится. Люблю дразнить бабулю, наш цветочек от злости пожелтеет, когда обожаемая внученька к ней в покои войдет.
– Нет, нет, поставь! – потребовала Элла. – Не трогай!
Екатерина вскинула брови.
– Это почему?
– Ну… просто не бери, – промямлила невестка.
Катя