Больше я ее никогда не видел. Можно сказать, что я ее обманул, а можно сказать, что я ее и не обманул. Я просто успокоил девушку. Мы все влюбляемся внезапно и всегда не в самое подходящее для этого время. Я и так нарушил все мыслимые правила поведения в своем прошлом, ввязавшись в войну, убивая людей и уничтожая технику. Если мне удастся вернуться к себе в свое время, то линия событий, в которые я вмешался, может изменить и действительность. А может и не изменить. Да я и сам уже изменился. Я уже не смогу быть тем балбесом, который учится для получения высшего образования и совершенно не знает, чем он будет заниматься после окончания института. Я все-таки решил по-серьезному заняться изучением истории.
Еще через несколько дней я вернулся в свою часть. За эти две недели в эскадрильи появились новые летчики и погибли некоторые мои старые друзья. Снова продолжилась моя боевая жизнь. Боевые вылеты, воздушные сражения, вылеты на разведку или на свободную охоту. У меня не было каких-то вызовов на дуэль, но я знал, что за мной идет охота, был осторожен, но все же попался в капкан.
Во время свободной охоты я встретился с таким же одиноким «альбатросом» и вступил с ним в схватку. Соперник мне достался не особенно отважный и после первой же моей атаки он постарался уйти от меня, но к концу 1916 года «Ньюпор-17» не уступал в скорости германским самолетам, и я стал нагонять противника. Я не заметил, как из низких облаков вынырнули еще три «альбатроса», и они вчетвером вцепились в меня. Что мне пришлось вытворять в небе, чтобы остаться в живых. «Иммельманы», «петли», «бочки» следовали одна за другой. Я боялся, хватит ли прочности самолета, но он выдержал. Я сбил один самолет, серьезно повредил другой, сам получил пулю в руку и множество перкалевых полосок струились по крыльям моей машины. На последних каплях бензина я добрался до своего аэродрома. Так мы познакомились с новым тактическим приемом «засада», которую впоследствии применяли и сами.
Рана оказалась не очень опасной, но заживала достаточно долго. Для поправки здоровья я получил командировку во французскую военную миссию в России и поехал на родину для поправки здоровья и встречи с родственниками.
Февраль 1917 года встретил меня достаточно теплой погодой, отречением царя и огромным слоем шелухи от семечек на улицах Петрограда. Императорская Россия погрузилась в пучину демократии и покатилась по наклонной плоскости, не зная, кто она такая, какая у нее цель, и кто должен управлять новым государством.
Везде создавались советы и комитеты. Не Россия, а какая—то Франция на закате эпохи Людовиков.
Отменили чины и звания. Я был свидетелем, когда боевой штабс-капитан с офицерским «Георгием» и крестиком «Владимира» с мечами был избит солдатней за то, что отказался снимать свои погоны. Подойдя к нему на помощь, я увидел, что это мой дядя. И он тоже узнал меня. Я помог ему добраться до французской военной миссии и расположил в отведенной мне комнате.
– Владимир, –