Иду я и думаю, а если бы большевики власть не захватили, что вот так бы и продолжали жители наши в рубленых домах жить и на извозчиках ездили? И мысль философская в России бы не развилась, ни театр, ни литература, ни наука, ни просвещение? И в космос бы не летали? Это получается, что если бы большевики не вступили в свою партию, то они палец о палец для России бы не ударили, сдали бы ее с потрохами любому завоевателю, чтобы на их штыках придти к власти?
Почему против Гитлера боролись? Знали, чье сало съели и знали, на чьи денежки к власти пришли. Хрен его знает, как бы дело повернулось, если бы Гитлер не устроил тотальное уничтожение русских. Наши еще по-божески обошлись с Германией, когда туда пришли.
Неудачи в первый период войны никто не объясняет тем, что большинство не особенно-то хотели воевать за большевиков. Отдельные примеры героизма не являются показателем боевого духа войск. Опомнились, когда враг к Москве начал подходить. Не до большевиков тут – Отечество в опасности. Но до этого еще далеко. Как бы Отечество наше оборонить от русско-японской войны и от первой революции, чтобы жить ничего не мешало. Вот где нужно изворачиваться, не стесняясь похлопать по упругим женским попкам, входя в аристократические гостиные да на пол там смачно плюнуть и сапогом растереть. Вот где нужно отвагу проявлять, чтобы ее не пришлось проявлять на полях кровопролитных сражений. Не помешал бы такой советчик и нашим руководителям, а то опять начали генеральную линию в стороны воротить.
Епархию я нашел сравнительно легко. Она тогда размещалась в сером здании, где сейчас управление федеральной службы безопасности и управление внутренних дел размещаются. Раньше все это одно НКВД было, прямо напротив Успенского собора, который так намозолил глаза чекистам, что те его снесли и с землей сравняли. А их потомки и другие люди фундамент раскопали и собор восстановили, еще лучше прежнего стал.
Помолился я на кресты золотые и в парадное епархии и вперся в своем рубище и с волосами нечесаными, всклоченными. Меня и на порог не пускают, а я кричу, что к владыке с письмом от северного старца.
Вышел тут один батюшка, возрасту моего, весь холеный и лощеный, ряса атласом переливается, крест серебряный наградной на цепи же серебряной висит. Поклонился, перекрестился, спросил, чего мне надобно. И я ему поклонился, перекрестился и бумажку подал. Прочитал он бумажку и говорит,