Обратимость. Лия Шатуш

и хрупкому телосложению можно было догадаться, что это женщина. Почему догадаться, потому, что от ее тела остались только кожа да кости, в прямом смысле этого слова. Кроме того, по тому, что когда-то было кожей разлилась ужасная синева, как один большой кровоподтек, оголяя слабые хрупкие синие линии пересохших вен. Еще страшнее был тот факт, что это существо дышало, дергаясь иногда от нервных импульсов. Глаза ее были полуприкрыты, я увидела, что они полностью красные, а клыки уже совсем сухие, беспомощно впились в пересохшие, потрескавшиеся губы. Они явно мешали ей, так как она не могла закрыть рот. Ее били редкие мелкие конвульсии, будто вампирская лихорадка. При всей своей неосведомленности, я поняла, что она обескровлена и умирает. Но кто же так поступил с ней? В любом случае мне было противно смотреть на этот ужас, я едва ли сдержала в первые моменты подступающую к горлу тошноту. Я стояла, сощурив глаза и закрыв рот ладонью, всеми правдами и неправдами стараясь успокоиться, в то время как доктор суетилась возле тела, раскладывая приборы.

      – Давай шустрей, чего стоишь. Помоги мне – протараторила она. – У нас мало времени.

      Я поразилась ее спокойствию и сноровке. Если бы перед ней поместили развороченный труп и попросили бы его собрать, мне кажется, она бы и глазом не моргнула.

      В то время как в моей в голове царил непроглядный туман и вряд ли от меня вышел бы сейчас какой-нибудь толк. Приближаться к этому существу не хотелось абсолютно.

      – Ну что ж ты стоишь? – отрезвила она меня. – Помоги же мне, ну! Возьми давай капельницу и поставь туда.

      Она тянула мне шест с пакетом крови, от вида которой мне тоже стало дурно. Я, как марионетка, взяла его и машинально поставила рядом с собой. Беатрис, с каким-то больным азартом и горящими глазами, принялась раскладывать перед собой на столике разные колбочки с растворами. Все они оказались герметично закрытыми. Она спешно подготовила шприц и стала возиться с иглами.

      – Так давай, – начала она, – завяжи ей жгут на руке, у нее вен то не осталось. Пусть пока появятся, чтоб я видела куда капельницу ставить. Подготовь иглу и жди моего сигнала.

      Она протянула мне иглу, которую я взяла трясущимися руками. Глупо посмотрев на капельницу, я осталась бездействовать. Она, справившись со шприцом, приказала мне:

      – Займись хотя бы колбами, надо их все открыть. Вижу, ты совсем ничего не знаешь. Ты не медик что ли?

      Я отрицательно мотнула головой и принялась вскрывать колбы. Их закрывала тонкая алюминиевая пробка которую надо было поддеть ножом, чтобы вскрыть. Пока я возилась с колбами своими трясущимися руками не удивительно, что поранила себя. Часть от тонкого алюминия проехалась мне по пальцу, оставив небольшую, но глубокую ранку. Как если после пореза острой бумагой, когда кажется, что рана совсем маленькая, но из нее почему-то вытекает очень много крови. Мне стало стыдно за свою беспомощность. Я нащупала на столе вату и какие-то остатки от пластыря, пока доктор возилась с вампирской рукой. Машинально