Но начинать было нечего.
Осталось лишь одно незаконченное дело. Только оно, и только ради этого стоит держаться здесь на плаву. Урмас Йенсен должен страдать.
И он будет страдать.
4
Аксель Рауманн был столичным жителем до мозга костей, и решение поехать в такую глушь, как Локса, далось ему нелегко. Хотя это и был вполне приличный городок, не какой-нибудь там хутор или деревенька без магазинов, внутри у Акселя всё заныло, когда он приехал на автовокзал. Автовокзал представлял собой пару скамеек под навесом, над которым кричал крупный белый рубленый шрифт слова «ЛОКСА». Рядом красовалась потёртая вывеска то ли клуба, то ли бара, но в дверь возле одной из скамеек, выглядевшую как что-то из другого тысячелетия, Рауманн не зашёл бы, даже если бы это был единственный бар на Земле. Первые впечатления уже давали плоды: Акселю хотелось уныния и депрессии, чтобы написать что-то драматичное, и он уже начал в них погружаться.
Однако кроме «автовокзала» с «клубом-баром» посмотреть было на что. Разумеется, Аксель приехал именно сюда из-за природы, моря, песчаных пляжей, зелёных лесов, Лахемааского заповедника. Жемчужина Северной Эстонии, Локса была прекрасна, этого он не мог не признать. Но постоянная жизнь в этом месте его бы убила.
Обойдя почти весь город и сравнив впечатления с теми, что возникли у него во время подготовки к поездке (состоявшую из просмотра карты, фотографий и расписания автобусов), Аксель остался скорее доволен, чем нет. Он снял небольшой уютный домик поближе к заливу, у самого леса, отделяющего городок от береговой полосы, и прожил здесь уже несколько дней. Локса могла похвастаться тремя продуктовыми магазинами, два из которых были вполне себе приличными супермаркетами, аптекой, культурным центром и даже библиотекой. По меркам жителей других городков это было невероятно круто. По меркам Акселя это давало шанс на выживание здесь ещё какое-то время. Если отбросить то, ради чего он приехал, те главные сокровища, которыми могут похвастаться только прибрежные города, окружённые лесами-заповедниками, в сухом остатке звенели лишь безнадёжность, скука и тихое отчаяние. Аксель слышал их в советском заброшенном универмаге с выбитыми окнами; в пёстрых и убогих субботних ярмарках – единственном развлечении жителей; в пьяницах, перманентно ошивающихся около продуктово-алкогольного магазинчика; в окнах домов, темневших уже после девяти вечера. В Таллинне после девяти вечера жизнь только начиналась. Для него Локса была как расстроенное пианино. Клавиши вроде те же, но звучание размытое, ненастоящее. Не жизнь, а её подобие. Не хватало резкости, звонкости, чистоты. Хорошо, что Аксель не сглупил и не поехал в деревушку или посёлок типа Суурпеа или Вийнисту. Он бы уже сошёл с ума.
Здесь