Трамваи гремят.
До университета – четыре остановки. В вагон зашла компания молодых
людей – как я позже понял, моряков. Они были одеты в невозможные по тем
скудным временам одежды – фирменные джинсы, полосатые и в клеточку
яркие рубашки и ботинки на платформе.
У самого крутого на шее – гитара с бантом. Крутой ударил по струнам и
запел: «Приходи в могилку, приходи в мой дом, приходи в могилку, погнием
вдвоем!»
Я похолодел. В родном Хабаровске за такие песни возмущенные пассажиры
немедленно отправляли хулиганов в милицию. Здесь улыбались.
Парни вышли вместе со мной. Гитарист хлопнул меня по плечу:
– Не бзди, поступишь!
Абитуриенту полагалась койка в общежитии. В комнате жили вчерашние
десятиклассники из Комсомольска и Свободного. Место у окна занял рабочий
плавбазы «Шалва Надибаидзе».
Плавбазовец пел блатные песни и пил водку, комсомольчанин предпочитал
жалостные лирические и портвейн три семерки. Уроженец Свободного не пел,
не пил и не плясал (стал прокурором). Я отличался полным отсутствием
слуха и тоже воздерживался от спиртного.
Закончились абитуриентские будни как полагается. Мы с будущим
бойцом за законность поступили. Он – на юрфак, я на кафедру океанологии. Наша
трезвость не имела к этому отношения. Соседи по комнате не подходили к учебе
в высшем учебном заведении как полосатый галстук к клетчатой рубашке.
Приблизительно так же ребята одевались. Отправляясь на экзамены, рыбак
надевал лаковые туфли на высоком каблуке, отечественные джинсы «Ну, погоди»
и купленную по случаю на барахолке рубаху с пальмами. Житель Комсомольска
ограничивался потрепанными клешами, флотским ремнем и вязаной майкой.
Представление о точных и гуманитарных науках ребята имели смутное.
Зато жизнь знали вполне конкретно.
В рассказах любителя лаковой обуви романтические шторма обора-
чивались нудной болтанкой, заграничные портовые города различались
только количеством купленного на валюту барахла, романтические ночные
вахты – тяжелой, нудной работой в холодном, воняющем рыбой трюме.
Овеянный комсомольской славой город на Амуре представал
нагромождением военных заводов, где по субботам рабочий класс громит винные
магазины, а воскресные дни посвящает мордобою стенка на стенку. На улицу без ножа
не выйдешь. Главный в городе – вор по кличке Повидло.
Стремящийся в прокуроры о своем городе ничего не рассказывал. Больше слушал.
Видимо, отрабатывал профессиональные навыки.
Рыбак срезался на экзамене по истории. Не знал, что такое ЧК. Комсомольчанин
не осилил сочинения. Хрупкий образ Татьяны плохо сочетается с
дешевым портвейном.
После приказа о зачислении всех нас, поступивших, посадили в общие
вагоны и отправили на север края спасать урожай картошки.
Больше я своих друзей по «абитуре» не встречал. Забыл про них. Началась
упоительная студенческая жизнь.
***
В кафе дружной компанией пили пиво. Наш друг Володя не принимал
участия в общем разговоре и внимательно изучал поверхность стола. У него
спросили:
– Что ты там разглядываешь?
– Да вот, смотрю, что здесь написано.
– И что же там написано?
Володя, после паузы:
– Да вот, написано – Николай.
Лондон, 1996 год
Я не поклонник стриптиза. Смешны люди, которых возбуждает медленное
избавление от интимных частей туалета. Убежден – делать это нужно быстро
и решительно.
В Лондон меня привели незначительные коммерческие дела. Эти мелкие
дела требовали совершения не совсем законных действий. С законом в Великобритании строго. В поисках контрафактных товаров со своим другом
Фуатом, турком кипрского происхождения и лондонцем в законе, оказались не на
Риджент-стрит, а в глубокой ж… городских окраин.
Узкая грязная улица заполнена черными женщинами в ярких одеждах,
уроженками древнего знойного континента. Обладательницы огромных
задниц и толстых ляжек активно торгуются и делают покупки в малень-
ких уличных магазинах. Продавцы – горбоносые выходцы с Ближнего
Востока.