Его любовница Грета. Рита Аристова

это на голову Игната. Хотелось войти в кабинет и остановить отца, но… Я знала, что это сделает только хуже. Правильно говорят, что благими намерениями вымощена дорога в ад. Я хотела, как лучше и потому проявляла жалость, но имела ли я на это право? Хотела бы я, чтобы меня жалели? Нет, я не хотела бы. Так почему я считала, что поступаю правильно? Я хотела помочь ему, поддержать, но кажется переборщила. Заставив разжать пальцы, отпуская дверную ручку, я ушла к себе. Так будет правильно – Говорила я себе. – Я поступила верно. Просидев в комнате достаточно долго, я думала ушёл ли Игнат или ещё нет, и только когда отец постучал в двери я поняла, что разговор окончен. Папа присел рядом с мной и погладил меня по голове.

      – Ничего-ничего. Я знаю, это непросто, но ты не дала слабину. Выйдет на работу и время для него потечёт иначе, а голова будет занята. Постепенно одни мысли за другими начнут вытеснять тягостную реальность и ему станет легче. – Папа знает, о чём говорит. Он и дедушек, бабушек хоронил, скольких друзей, сослуживцев… Время нещадно идёт вперёд, оставляя позади всё. – И ты не кисни. Займись, наконец, делом! А то и взглянуть на тебя больно. Радуйся жизни, Марта! Радуйся каждому дню. Ты так молода, красива, у тебя столько всего впереди. Не время горевать. Займись своей учёбой, найди своё вдохновение и вот увидишь, всё наладится. А этим ты и ему сможешь помочь. Лучше видеть рядом с собой самодостаточную жизнерадостную девушку, а не худшую копию себя. – Получив от отца своеобразный нагоняй, я пообещала подумать над его словами. Давно я не был в своей мастерской. Всё уже и пылью покрыться успело. Я обошла помещение, оглядывая свои работы и сделала неутешительный вывод: у меня нет авторского стиля. Снова я мыслями вернулась в мастерскую Тёмы, где всё дышало талантом. Нет, здесь нет ни одной работы, которой можно гордиться, от которой можно оттолкнуться и двигаться вперёд к новым вершинам. Осознав это, я поняла, что есть единственно верный выход – всё начать сначала. Я избавлюсь от всех картин, кроме одной. Я оставлю только незаконченный портрет Игната и только потому, что он дорог моему сердцу. Я выносила картины из мастерской, и отец поднялся, вероятно, услышав мою возню, и застал меня за этим занятием.

      – Что ты делаешь? – С интересом спросил он.

      – Избавляюсь от хлама. Место занимают, а ценности не имеют. – Ответила я, продолжая перетаскивать картины.

      – Так зачем же сама? Давай, помогу. И вообще, попрошу, вывезут. – Папа взялся помогать, но я остановила его жестом.

      – Сумела так ужасно нарисовать, сумею и выкинуть. – Мне необходимо было сделать это самой. Тяжело было расставаться с работами, но больше с потраченным на них временем и верой, что они фундамент моего будущего успеха. Я разбираю по кирпичику этот фундамент, чтобы найти новую себя.

      – Тебе ещё детей рожать, дочка, остановись, слышишь? – Всё же настоял отец.

      – А как насчёт идей? Их тоже родить надо. – Запыхавшись, утёрла я лоб рукой от проступившей испарины.

      – Как тебе, например, такая: сходи прогуляйся, проветри мозги, а вернёшься, здесь уже не будет ничего